«Украина ты моя! Украина! — горько покачал головой Тарас. — Бедолаги мы с тобой!»
Меж тем парикмахер раздул костер и теперь, любуясь, глядел, как кучерявится и завивается пламя, словно то была лучшая прическа его работы.
Со всех сторон к огню потянулись руки. Человек в клетчатом пальто и мягкой шляпе, сидевший в стороне, тоже невольно потянулся к огню, но не подвинулся, не подошел.
— А вы, гражданин, откуда идете? — любезно крикнул ему общительный парикмахер, как бы приглашая к огню и к беседе.
— Простите... гм... — глухо отозвался человек в мягкой шляпе. — Я на улице... гм... не разговариваю, — и уткнул лицо в воротник пальто.
— Интеллигент, — обиженно сказал Тарасу Петушков. — Интеллигент с высшим образованием! А коли ты интеллигент, — крикнул он яростно, — так сиди дома, нечего на дорогу выходить.
— Простите... гм... — произнес человек в шляпе, — я вижу, вы не поняли... Я — певец... Гм... Я должен горло беречь... Здесь сыро...
Петушков расхохотался:
— Ну, голос надо было дома беречь!
— Мне выбирать не приходится, — кротко возразил актер.
— Да, выбирать не приходится, — вздохнул Петр Петрович. — Если б мне два года назад приснился сон, что я, пожилой человек, бухгалтер Востриков, стану... э... бродягой, — я подумал бы: экой дурной сон! А вот... э... сбылся. Да вы подсаживайтесь, подсаживайтесь! — крикнул он актеру. — Огонь бесплатно!
— Благодарствуйте, — ответил тот, приподнимая шляпу, и пересел ближе к огню.
— Что ж это вы так? — усмехаясь, спросил Тарас. — Говорят, немцы артистов любят.
— Какая компания! — восхищенно воскликнул парикмахер. — Какое общество собралось у нашего огонька! А, Петр Петрович? И в хорошее время не каждый день соберешь такое общество.
— Да... — мечтательно крякнул бухгалтер, — к этому обществу да графинчик... С лимонной корочкой.
— С апельсинной... — коротко вставил актер.
— Зачем же с апельсинной? Общепринято с лимонной. От дедов.
— Апельсины мягче. Иначе не могу... Простите... гм... голос.
Парикмахер подбросил веток в костер. Сырые, они корчились в огне, как клубок змей, и шипели.
— Яичница с помидорами, — сказал парикмахер, — вот мое любимое блюдо, если угодно знать.
Ему никто не ответил. Он снова подбросил веток в огонь.
— А этот бурак можно варить, — послышался вдруг робкий женский голос.
— Что? — обернулся парикмахер.
Бочком к огню, положив голову на свою тачку, сидела женщина. Она повторила:
— Я говорю... вот бурак на поле... его можно варить.
— Позвольте, — всполошился актер, — но это кормовой бурак. Это корм свиньям...
