Откровения судебного медика [сборник] | страница 82

Следующим эпизодом, врезавшимся в память, был районный центр Ики-Бурул, куда я в 1977 году приехал в составе городской ВТЭК, где подвизался в то время в должности хирурга-эксперта. Стояла ненастная осенняя погода, поселок был погружен в непролазную грязь и непроглядную темень. Наша комиссия проработала весь световой день и перед отъездом в Элисту нас повели покормить ужином в отдельный кабинет столовой-ресторана при местной гостинице. Ужин был в полном разгаре, когда в кабинете появился Иван Максимович Кирюхин, в теплом пальто и высоких резиновых сапогах, одетых по причине непогоды и грязи, в сопровождении судьи Ики-Бурульского района Александра Мутуловича Мухлаева. Мой будущий шеф приезжал в Ики-Бурул то ли для вскрытия трупа, то ли на судебный процесс (сейчас не припомню). Вновь прибывших сразу усадили за общий стол. Я обратил внимание, что вне служебной обстановки, особенно в условиях «выпить-закусить», Максимович очень не любил разговоры деловые, на профессиональные медицинские темы, предпочитая общий «треп», анекдоты и случаи из жизни. При этом его отношение к нам, младшим по возрасту и должности коллегам, было ровным, уважительным и дружелюбным, без малейшего намека на начальственное превосходство. Спесь и чванство были совершенно противоестественны для этого человека. Этим он и подкупал людей.

Мой приход в Бюро судебно-медицинской экспертизы в 1980 году был в достаточной степени случаен, хотя, как потом выяснилось, выбор будущей профессии оказался попаданием в «десятку». В тот не самый лучший период жизни я в течение почти 2 лет прозябал в должности врача медицинской части Элистинского следственного изолятора (официально — учреждения ИЗ 5/1), то бишь — в должности тюремного врача. Унылая обстановка режимного корпуса, где располагались камеры и медчасть, ничтожное финансирование по статье «медикаменты» (100 рублей в месяц на 250–300 душ; выручал только бесплатный, так называемый «противотуберкулезный фонд», пополняемый исправно), малоинтеллигентная в основной массе публика действовали угнетающе. Пенитенциарная система во всей своей красе быстро окутывала меня своими разлагающими флюидами: я постепенно разучился нормально разговаривать, хорошо освоил блатную «феню», регулярно пил и мало-помалу стал потихоньку деградировать и в личностном, и в профессиональном плане. Да и настоящей медицинской профессии, по сути дела, у меня еще никакой не было. Что это за специальность — «лепило» (врач — на тюремном жаргоне)? Я как механизатор широкого профиля делал все, что мог в данных условиях: удалял зубы (не дожидаться же целую неделю планового визита стоматолога поликлиники МВД), вскрывал панариции и мелкие абсцессы, осматривал водворенных в СИЗО дам на предмет наличия женских недугов, пытался назначать по схеме лечение больным серьезными заболеваниями, за что получал нагоняй от «хозяина» (начальника заведения), говорившего назидательно: «Запомни, это тебе не клиника, а медпункт».