— Правда, — ответил Петьша. — Давай пуще еще поглядим.
Огляделись парнишки и видят совсем незнакомое место.
— Давай подадимся назад. Натакаемся, может, и на верный свороток, — предложил Федьша. — А то солнышко высоко. Так и клюквы не найдем.
— Назад так назад, — согласился Петьша.
И ребята повернули назад. Подошли к другому своротку и остановились.
— Давай поедим и присмотрим, тут ли дорога? — сказал Петьша.
— Давай.
Достали еду. Велика ль она была? Краюха черного хлеба, луковица и соленый огурец на двоих. Живо умяли.
— А все же мы не на Терсутские идем, а на Северушку, знать-то, ушагали! — дожевывая хлеб, сказал Петьша. — Видишь, там за горой и дорога. Пойдем!
— Кака тебе там Северушка? На Иткуль, тебе говорят, — с сердцем ответил Федьша.
Может быть и долго бы еще спорили ребята, но на их счастье из-за горки человек показался. Шел он спокойно, не торопясь. За плечом у него висело ружье. На вид он был совсем молодой. Одет по-городски.
— Горняк, знать-то? Может, штегерь? — шепотом сказал Петьша.
Но не до одежи было ребятам: штегерь шел или кто другой — обрадовались они человеку. Хоть друг перед другом храбрились. Ни тот, ни другой не хотел показать, что струхнул — оба понимали, что заблудились.
В это время молодой человек подошел к ребятам и тоже обрадовался. И хотя он, конечно, не заводским парнем был, а то ли студент, то ли горняк, но заговорил он с парнишками просто, как равный — без форса, даже весело и бодро:
— Откуда вы, франты?
— Каки мы франты? — обидчиво сказал Федьша. — Заводские мы. Из литейной. Там робим, — поднимая с глаз старый отцовский картуз, продолжал он.
— А вы, дяденька, кем будете? — спросил Петьша молодого человека.
— Я студент, ребята. Зовут меня Спиридоном. А вас, рабочий класс, как по батюшке величать или просто по именам? — полушутя спросил молодой человек.
— Меня зовут Федором. Только все зовут Олененком за то, что у отца тако прозвище было. Он козуль да сохатых шибко ловко бил.
— А его? — и парень ткнул пальцем в плечо Петьшу.
— Петро Крылышко. Крылышком его зовут за то, что все, как птица, хочет полететь. С бани падал, — улыбнувшись, добавил Федьша.
— Любопытно вас прозвали! — сказал Спиридон. — А что вы уж в литейной потеете — почтенно…
Слово за слово — разговорились, да так, что ребята и думать позабыли о своем горе. Будто и не блуждали. Наперебой рассказывали оба о своем немудрящем житье. Про обиды свои на мастеров, на щегерей.
— На работе зуботычины, дома мать плачет, нужда ест, — говорил Петьша. — Одним словом, житуха у нас одни колотилки да молотилки, а куда податься и сами не знаем. Вдругорядь бы и сам мастеру сдачи дал, да што толку-то? Вот Ваньша не стерпел, так дал надзирателю, а толк какой? В тюрьме сидит парень, Ваньша-то, — добавил он.
