— Ты и есть чудовище, любимый. Кроме того, ты оказался достаточно хладнокровен, чтобы сказать мне это в лицо.
— Ах, тебе… — произнес он и украдкой сорвал поцелуй с ее губ. — Ты привыкла к горестям.
Она ударила его по щеке, правда, недостаточно сильно, чтобы причинить боль. Но он все равно испугался. Нахмурил брови, коснулся ударенной щеки и сразу же схватился за волосы.
— А я-то думал, что нравлюсь тебе, Фенхель.
— Иногда, — вздохнула Фенелла, снова приняла поцелуй в качестве извинения и решительно, но очень нежно поцеловала его в ответ. — И о чем думало Небо, создавая тебя?
— Небо — ни о чем, сердце мое.
— Ты невыносим.
— Это тоже для тебя не внове. Скажи Сильвестру, что я напишу ему письмо, хорошо?
— Он порвет его на мелкие клочки, потому что не сможет сделать этого с тобой.
Энтони усмехнулся.
— Я не сомневаюсь. Но только после того, как прочтет его.
4
Роберт
Резиденция Хемптон-корт, Дворец правосудия, Троица 1523 года
Дворец представлял собой роскошную безделушку, настоящую жемчужину из булыжника. Однако весь двор смеялся, что эта драгоценность принадлежит не королю Генриху, а его лорд- канцлеру, могущественному кардиналу Уолси, о котором поговаривали, будто он держит короля, а вместе с ним и всю страну. Каждый год кардинал приглашал придворных на банкет по случаю Троицы, и тот, кто обнаруживал свое имя в списке приглашенных, мог радоваться и считать, что что-то да значит при английском дворе.
В коридоре, ведущем в зал, стоял Роберт Маллах, граф Рипонский, и ждал, когда король промчится мимо него в развевающейся мантии. Вместе с ним ждал Томас Болейн, придворный, имевший заслуги на дипломатической службе и за это недавно принятый в орден Подвязки. В окна эркера барабанил дождь.
Роберт едва сдержал стон. «Над этим островом вечный дождь. Постоянно, даже в конце мая небо беспросветно серое».
— Я вас прекрасно понимаю, милорд Рипонский, — произнес Томас Болейн.
Его голос был неприятен Роберту, словно слизень на голой: коже. Мужчина был подхалимом, но именно поэтому он ему сейчас: и был нужен. В этом коридоре собирались люди, которые намеревались надоедать королю по поводу какого-нибудь дела, и Болейн будет как раз надоедать. Сам Роберт благодаря этому мог держаться в тени, сохраняя остатки собственного достоинства.
— Я вас действительно понимаю, — во второй раз произнес Болейн. — Боевым кораблям нужен уход, но к чему эта спешка, это рвение? Вы знаете, кого напоминаете мне? Простите, драгоценный, — одну из моих охотничьих собак, которая попробовала кровь и теперь без нее не может.
