— Ну, меня ждет шопинг. Пойду-ка я, пройдусь по магазинам, родственников навещу… А вы тут не поубивайте друг друга. Пока.
Девушка ускользнула по своим делам, а чета Беспольских продолжила выяснять отношения.
Сначала они посидели на скамейке на улице, говорили. Потом в машине, потом посидели на диване в вестибюле гостиницы, снова говорили. Потом он предложил поужинать в ресторане. В ресторане тоже говорили. Говорили о том, чего никогда не касались раньше, думая, если обходить эти темы, то можно на них закрыть глаза, словно их нет. Нельзя, потому что недоговоренное всегда стоит между людьми сомнениями и непониманием.
Он рассказал ей все, чего не рассказывал раньше, про их институтскую дружбу, про его подлость по отношению к Майке, про чувство вины, и вообще, про чувство (не все, конечно, все рассказать нельзя было). Про то, как приходилось нещадно ломать себя, чтобы выжить в той Америке. Про то, как страшно осознавать себя ущербным и жалким. Про то, что ощущал себя одиноким и никому не нужным. Ни ей, ни дочери.
А она тоже рассказала то, о чем вообще молчала всю жизнь. Про то, что он понравился ей с первого взгляда, что хотела его заполучить любой ценой. Надеялась, что сможет покорить его, стать для него единственной любимой. Про то, как страшно переживала, видя, что он надрывается и ломает себя, как всеми силами старалась помочь. Как боролась с той стеной, что он вокруг себя выстроил. Как горько было признать свое поражение, потому что полюбила его больше жизни. Как потом смирилась, перестала к нему лезть, и просто была рядом, любя его издали и ожидая с глупой надеждой, что может быть, его сердце все-таки оттает. Как дочка переживала за них, даже ушла отдельно жить, чтобы дать родителям возможность как-то наладить свои отношения.
И выходило, что они просто живущие рядом одинокие люди, которым и нужно-то всего ничего — немного тепла друг от друга.
Кончилось это тем, что мачо, проснувшийся в Алексе, нежно погладил жену ладонью по щеке, коснулся пальцами губ и спросил шепотом:
— К тебе или ко мне?
— К тебе, — задыхаясь, ответила Нелли, — У меня в любой момент может Эмма прийти.
Что сказать, финал водевиля был достоин Толстого и Достоевского.
* * *
Странное дело, после той сцены в кафе настроение у Майи Суховой было приподнятое весь день. Даже как-то отошли на задний план собственные проблемы. Она готовила ужин — тефтельки, Сережа любит, да и Василис тоже. Кот сидел рядом на стуле и внимательно следил за тем, как хозяйка лепит из фарша шарики, провожал взглядом каждый аппетитный колобок, отправлявшийся на сковородку. Майя негромко переговаривалась с пушистым рыжим экспертом по вкусным мясным блюдам и мельком, уже по привычке поглядывала в окно. Нет, она не надеялась увидеть там никого на скамейке, она знала, что на скамейке никого не будет. Во всяком случае, того, кого она не ждет.
