— Отношения? Нет, мама.
— Не спеши, сынок, подумай хорошенько.
— О чем мне думать?
— Он может тебе многое дать.
— Что он может мне дать теперь? Мне от него ничего не нужно!
— Ты мог бы поехать в Америку…
— Ага! Всю жизнь мечтал! А тебя тут одну бросить. Не надо злить меня, мать!
— Сережа… — мать не выдержала и расплакалась.
Сын встал, обнял ее и стал утешать подсмеиваясь:
— Ага. Уехать. Тебя тут одну бросить. Размечталась. Ты от меня так легко не отделаешься.
— Сережа… — ее улыбка сквозь слезы была счастливой, до этого момента она в глубине души боялась.
— Так, прекращаем сырость разводить.
Плакать перестала, успокоилась, снова сели за стол. Взяла кота на руки, потом все-таки выдала:
— Сережа… не надо его ненавидеть…
— Пусть не лезет к нам, и никто его не будет ненавидеть, — сказал сын, и мать поняла, что разговор окончен.
Они разошлись по своим комнатам, и в кухню Майя снова зашла уже перед сном. Налила себе стакан воды, не включая света, выглянула в окно. Да так и замерла, не донесши стакан до рта. В пустом ночном сквере на скамейке сидел он, Владька Марченков.
* * *
Да он выпил, прилично выпил, потом пошел пройтись. И незаметно для себя опять оказался в сквере перед ее домом. Раз уж пришел, оставалось только присесть на скамейку и пялиться на ее окна. Владу хотелось подняться и сказать ей… Да, ей… Что это несправедливо… Черт бы ее побрал… Никто его не любит…
Мужик выпил лишнего, и теперь бормотал себе под нос какую-то одному ему понятную мешанину:
— Алька! Где тебя носит… Не хочет… Двадцать лет не вспоминал о ней! Заделал ей ребенка и свалил! Я не знал! Не знал! Я не знал… Я знал… Знал…
Он закрыл лицо руками, тяжело дыша и пытаясь успокоить что-то, странно болевшее внутри. Душу, наверное. Боль прорвалась сквозь пальцы тихим стоном.
Прохладный ночной воздух постепенно вернул ясность сознания, хмель отступил, стало холодновато. Пора домой. Глупость какая, сказал бы кто, что он на старости лет будет вот так, как малец под окнами околачиваться, ни за что не поверил бы. Много еще обиженных пьяных мыслей вертелось в голове, и чувствовал мужчина себя очень тоскливо. Сегодня ему впервые было по-настоящему больно.
* * *
Она смотрела на него из окна и думала, думала.
Повела плечами. Да уж… Когда тебя не желает признавать твой ребенок… Невольно представив себя на его месте, женщина ужаснулась. Никому не пожелаешь такого.
Майе вдруг показалось, что она чувствует его боль.
Боль.
Она хорошо знает, что такое боль. Сейчас она только кажется уверенной и непреклонной. Внутри боль. Сомнения и горечь воспоминаний. И страх перед будущим. И черт побери! Глупое бабское желание пожалеть его! Надо же! Увидела, как он «страдает» и все! Размякла! Пожалеть его, пригреть… Как же… Таких нельзя жалеть.
