— Для чего мы рушим горы? — затянул какой-то умник.
— К нам в страну явились воры, — уныло ответили ему.
— Впору им марать заборы.
— Чем они займутся скоро!
Стражникам такое, конечно, пришлось не по нраву. Ох, и намахались они плетьми в тот вечер! Каждому влетело, даже тетушке Арии. И с тех пор невольникам возбранялось даже петь.
* * *
Остер Кинн стал настоящей катастрофой для владельцев отеля. Заплатив положенную сумму за проживание, он начал с того, что перевел бездну воды и мыла. Он отмывался от пыли и грязи, которая налипла на него в дороге. И продолжалось это никак не меньше трех дней. Приблизительно в то же время к управляющему поступил тревожный сигнал: некто очень голодный и неопрятный сметает все кушанья в ресторанчике для постояльцев. Повара жаловались, что не успевают готовить и вертятся, как белки в колесе. Многие посетители оставались без ужина, а иногда и без обеда. Недовольство возрастало и, в конце концов, достигло своего апогея.
На третий день, когда Остер Кинн насытился и даже пресытился гостиничной обстановкой, терпение заведующего лопнуло, как мыльный пузырь. Он ворвался в номер вместе с толпой негодующих постояльцев — и прирос к полу. По паркету текли потоки пенной воды, ковер ручной работы (дорогой, надо заметить!) вымок до нитки и стал походить на болотный мох, а в ванной кто-то громко и нахально распевал куплеты.
— Безобразие! — вскричал владелец отеля. — А ну, выметайся отсюда ко всем вардам!
Остер Кинн умолк. Он как раз извел последнюю бутылочку жидкого мыла, тюбик с зубной пастой и флакон заграничного одеколона. Облачился во все чистенькое — и распахнул дверь ванной прямо перед носом управителя.
— Выметайся вон, я сказал! — рявкнул тот и, поскользнувшись, грохнулся на спину.
В общем, Остера Кинна без лишних церемоний выставили за двери гостиницы, пригрозив, чтобы он там больше никогда не появлялся. А тот и рад радешенек!
— Скучно у вас, — сказал он. — Развлечений тьма, еды прорва, а всё равно скука смертная.
Сунул руки в карманы, вытащил трубку — и давай дымить! А одеколоном от него разило на всю округу. Даже полицейские шарахались.
Остер Кинн единственному удивлялся: как и откуда брался у него табак? И эта злополучная трубка? Неужто он пристрастился к курению? Это умозаключение сильно его озадачило, и он пообещал себе, что от табака избавится при первой же возможности. А с трубкой можно и повременить.
Внезапно он остановился посреди улицы, потому что его осенила догадка: вредные привычки наверняка на дух не переносят экстремальных условий, и уж где-где, а в неспокойной воде растворяются лучше всякой соли! Убить разом двух зайцев — а именно, покончить с табаком и догнать судно, на котором уплыла Таймири, — для Остера Кинна значило самому броситься в реку «Стрилл». Ему претила мысль о каких-либо подручных средствах, и он решил добираться до цели вплавь. Но прежде чем кидаться в омут с головой, он разузнал у паромщиков о яхте, снявшейся с якоря три дня тому назад. Паромщики с кривой улыбкой отвечали, что знают этого сумасбродного капитана, и предупреждали: «От него добра не жди!»
