Монахини расступились перед нею, пропуская к кровати больной. Лючия металась в бреду и непрестанно повторяла повергшие всех в ужас слова «зверь, чудовище».
«Помешательство, — подумалось аббатисе, хотя она тут же отогнала эту мысль. Давеча девушка жаловалась на головную боль и усталость, и вполне возможно, ею завладевал какой-нибудь недуг. — Помешательство или менингит», — упорствовала логика настоятельницы. И то, и другое излечить сложно, и надежда увидеть Лючию в черном облачении медленно угасала.
Аббатиса сказала сестрам готовиться к худшему. Вероятно, последним облачением паломницы будет саван.
Однако на следующее утро Лючия встала ни свет ни заря, чувствуя полноту сил и прилив небывалой энергии. Ее прямо-таки тянуло выйти на улицу. Спешно проглотив завтрак, она выбежала во двор-клуатр, но тут ее окликнула пожилая неприветливая монахиня, которой аббатиса наказала присматривать за паломницей и в случае чего звать на помощь.
«Вот так-так! — раздосадовалась девушка. — Не поразмышлять мне теперь в одиночестве!»
А поразмышлять ей было над чем. Вчера вечером, едва только объял ее Морфей, какой-то дивный голос прошептал ей на ушко: «Скажи-ка, свет моих очей, бывало ль у тебя желанье бросить всё и улететь, далеко-далеко, куда глаза глядят?». Вопрос был риторический, и, в общем-то, отвечать на него не требовалось, но положительный ответ уже готов был сорваться с языка. Кроме того, Лючии очень хотелось взглянуть на обладателя чудесного голоса. Она открыла глаза. Средневековое французское аббатство, какие только гости не случаются здесь! Но такого гостя еще никому не доводилось принимать… В лунном свете облик созданья, повисшего над изголовьем, был до того уродлив и пугающ, что Лючия вначале не поняла, реальное ли это существо или китайский карнавальный костюм, подвешенный к лампе. Стоило карнавальному костюму задвигаться и оскалить зубы, как она завизжала, да так пронзительно, что с потолка посыпалась штукатурка, а зверь исчез.
Лючия Сафокло, уроженка Тосканы, искала в католическом монастыре освобождения от повседневных забот, которые гнели ее в Италии, и почти достигла вожделенного покоя, как вдруг это чудище! Призрак! По прошествии ужасной ночи она жаждала перемен, и ей просто необходимо было сменить обстановку. В монастырских стенах вдруг стало тесно, рутина приелась. «Свободы, простора!» — молило сердце, но свобода никогда не бывает полной. Тебя вовремя остановят, чтобы ты не совершила глупость.
