Вчера хоть бомбу проноси, а сегодня… И так чуть не проспал, в последнюю минуту успел! Его Тренажер ждет, его работа ждет, парни ждут, а тут!.. Он сейчас непосредственно Кириллову позвонит, он ему скажет!
Мареев, суча ногами от ярости и нетерпения, слушал длинные гудки. Где они все?! А, отозвались! Люська, секретарь.
— Люсь! Ну-ка, дай Кириллова!
— А кто это? — непробиваемый тон охранницы начальника. Люська есть Люська.
— Я это, я! Мареев!
— С-сейчас… — голос у Люськи стал перепуганным. Странно перепуганным.
— Слушаю. Кириллов… — и этот какой-то контуженный!
— Матвей! — распаленно задышал Мареев. — Ты начальник кабэ или кто?! Тут меня этот кретин не пропускает!
— Ку-куда?
Что же такое с железным Матвеем? Чем его с утра пришибли?
— В корпус, в корпус! Куда же еще?
— Да? Э-э… почему? — судя по голосу, его не интересовал ответ. Просто говорил, чтобы что-то сказать.
— А я знаю?! На часы посмотри — я вовремя! Пропуск в порядке! А он отнял и «вертушку» закрыл! И по 34–03 еще звонит! Какую-то обманную внешность приплел!.. Ну?!
Сейчас Матвей проснется-отряхнется и заревет возмущенной белугой. Наверно, с утра пораньше взгрели из головного института. Тем более полезно эмоцию перебить.
— Ну?!
— У них такая служба… Наверное, какие-то причины… Позвонил, говоришь? По 34–03?.. Ничего не поделаешь. Что-нибудь надо придумать. Попозже. Завтра… Или послезавтра…
Околесица! И это Матвей?!
— Ты что?! Свихнулся? Тренажер ждет! — явно с Кирилловым что-то стряслось. — Что с тобой стряслось?!
— С-со мной? Со мной к-как раз ничего. Извини, тут дела.
— Погоди, — взбесился Мареев. — Погоди, я сейчас к тебе подойду!
— Не-ет! — вдруг заверещала трубка совершенно непотребной панической нотой.
Мареев сильным вихрем пронесся по коридорной кишке от проходной инженерного в административный корпус. Вечные курящие безработники жались к стенкам: па-аберегись!
Люська разбирала почту. Груда конвертов, пакетов — очень важно. Головы не подняла, а наоборот еще ниже склонилась над столом. Путь в кабинет она перекрывала, как только она и умела. А умела. Граница на замке! Только непреклонности не было в Люське, ее всегдашней непреклонности: через мой труп! А была в ней обреченность. Как если бы напирали превосходящие силы, и надежды удержаться никакой, но надо до последнего, а там — пусть через труп, у которого, главное, совесть осталась чиста. Пугающие Люськины серьги, свисающие до ключиц розовыми гроздями, мелко дрожали.
Мареева, что ли, здесь опасаются?! Мареев, что ли, превосходящие силы?! Свихнулись, точно! Это же он, Мареев! Он и Кириллову на дню минимум трижды звонит и минимум однажды заявляется приватно поскандальничать. Люська!
