Еще в комнате стояло три разномастных стула. Один, с высокой спинкой, придвинут к столу, стародавний такой, с плоской, грязно-лиловой бархатной подушкой на сиденье и белесым пятном на зеленой бархатной спинке.
Далее здесь в тесноте, но не в обиде обитала деревянная кровать, застеленная бордово-алым пледом, тумбочка возле нее, диван с откидными подлокотниками в сером чехле и стеллаж от пола до потолка, заставленный книгами.
Еще я отметила то, что пол явно находился в полете и потому взял резкий крен, отчего ножка стеллажа справа потеряла опору и зависла слегка над пространством и временем.
Из интересных вещей, намекающих на стремление хозяина украсить свое жилище, я отметила полосатый палас, висящий на стене вдоль кровати на гвоздиках, не до конца вбитых в деревянные стены. И ещё - настольную лампу на железной ножке под стеклянным изумрудным колпаком.
- Вот так он и жил, Семен-то Григорьевич, - скорбно подытожила пожилая полнотелая тетя Тося, которая очень кстати оказалась на дачке и, судя по всему, не принадлежала к породе бестолковых, вредных домоправительниц, а напротив - понимала не очень простую для многих истину: по-доброму встретить человека много легче для сердца, чем вскипая и раздражаясь. Она сразу попросила называть её тетей Тосей, отвела в кухоньку, поставила передо мной стакан в подстаканнике с горячим дымком над ним, села напротив, обтерла углы рта чистым носовым платком и, как по-писаному, по-печатному принялась рассказывать с охотою то, что уже, как я догадалась, рассказывала многим.
- Не знаю, ничего не знаю, что случилось-то в точности. Я к племяннице ушла, у её сыночка чегой-то ушки приболели, а матери на работу, ага, она мне и позвонила, мол, выручи, посиди до утра... Ага... Я и говорю Семену Григорьевичу, что, значит, уйду на ночку, что такая необходимость подступила. Он и говорит: "А и впрямь иди. Я не маленький". Вот я до утра и была на том конце поселка, где кирпичный завод, за пять километров отсюда. Ага. Сердце ничего не чуяло. Семен Григорьевич, вроде, в хорошем состоянии, тверезый, печатает чегой-то свое на машинке... А прихожу к обеду на второй день - глядь, лежит. Он-то так частенько лежал, когда выпьет... И тут, словно спит. Ага. Тронула - холодный. Испугалась - страсть! В комнате свет горит, на столе - бутылка с водкой... И две кружки для чаю. Ага. Я как подхвачусь... и давай в милицию звонить. А телефон-то молчит. Думаю, чего это ж такое, вроде уплочено, сама ходила платила... А, видно, Семен-то Григорьевич случайно шнур из розетки выдернул. Он такой! Если выпьет, то ходит, ходит, сморит строго и со строгим лицом может кружку об пол трахнуть либо дверью хлопнуть так, что стекла зазвенят в окнах. Дозвонилась до врачей, до милиции... А толку? Был человек - нет человека.
