- А как же Михайлова хоронили? Тоже глухо, кое-как?
Лялечка замотала головой в пергидролевых кудряшках:
- Ну что вы! Ну ведь это сам Михайлов! Почти классик! Совсем другой сорт! Я сама ходила на эти похороны... Там даже из правительства были... Как же! Лауреат, в орденах!
Я лишний раз убедилась: иерархия - неприкосновенна, и привилегии соответственно рангу вечны, как бы ни назывался очередной режим и какого бы цвета флаг ни бился под ветром над сельпо и Кремлевским сортиром.
... Секретаршу секции прозы я все-таки дождалась. Зеленоглазая, черноволосая, как бы женщина-вамп, - она тем не менее безо всяких проволочек сообщила мне задумчивым голосом:
- У Пестрякова действительно есть дочь. Она все похороны взяла на себя. Вовсе она не за академиком замужем. У неё муж летчик-испытатель. Бывший. Инвалидность имеет. Она женщина очень энергичная. Сама все и с крематорием, и с похоронами провернула. Записывайте её телефон и адрес... У вас ко мне больше нет вопросов? Тогда я свободна?
Я не успела ответить. Массивная дверь в соседний кабинет отворилась, появился Усев-Аничев:
- Алена! Ждем-с!
Из-за двери доносился отчетливый стук бокалов, крики:
- Пей до дна, пей до дна, за себя и за Сашку Пушкина!
Усев-Аничев немножко как бы застыл лицом при виде меня у двери на выход и сморозил от неловкости:
- Негде, понимаете ли, общаться. Приходится в кабинетах. Наш писательский ресторан, видите ли, приватизирован, цены бешеные... А хочется побыть вместе... поговорить, обсудить проблемы... в тесном кругу единомышленников.
Глаз у меня, конечно, сволочной. Вовсе не мое дело, как там писатели живут, разделившись по лагерям, зонам, нац и политбаракам. И отправилась я в третье объединение, названное довольно пугающе - "Сообщество". Но здесь, как мне сказали, одно время подрабатывал Семен Григорьевич Шор.
Однако в первые же минуты моего пребывания в этом самом "Сообществе" я поняла, что здешним деятелям ни до покойного Шора, ни до меня. Пахло празднеством. Очередным узкокелейным торжеством. Несмотря на вполне приемные часы, наблюдалась энергичная подготовка к балу или приему. Ну то есть в распахнутую дверь конференц-зала, где длинно тянулся стол для заседаний, женщина неизвестного звания и назначения тащила, выставив живот, стопку тарелок, вторая несла коробку с вилками-ложками, а мужичок в бороде прижимал к груди бутылки водки и тоже стремился в респектабельное пространство конференц-зала. Я остановила, было, ту, что благополучно опустила белую башню из тарелок на зеленое сукно казенного стола, спросила, где бы кто бы рассказал мне о Шоре Семене Григорьевиче. Но она посмотрела на меня как на полоумную и отрезала:
