Мы сходили ещё к нескольким дачникам. Но никто из них никакого блондина не видел. Лишь девочка Маша, лет двенадцати, в чудесном ярко-желтом венке из одуванчиков, вспомнила:
- Я в кустах сидела, вон там, возле пруда, я окунулась и замерзла, я в полотенце сидела. Он... такой человек в джинсах, не наш, в синей шапочке с длинным козырьком, не на автобусную остановку пошел, а в лес повернул. За лесом, конечно, тоже есть остановка. Но автобус как раз к этой остановке, у пруда, подошел. Я ещё удивилась, зачем ему чапать через лес... Я ему даже крикнула: "Эй, вон же автобус!" А он словно не слышал ничего. Вот я и удивилась.
- Он что-нибудь нес?
- Нет, ничего, пустой шел.
Мы с Дарьей вернулись к ней на участок, сели на скамейку у деревянного стола. Голубоватые тени от яблоневых веток, усыпанных белым цветом, скользили по дощатой столешнице и на миг то и дело затеняли яркое солнечное пятно на круглом, как луковица, боку чайника с ситечком.
- Убеждена, - сказала Дарья, приподнимая и опуская крышечку чайника, мать поила его чаем. Она всех поит чаем. Но для этого ей надо было сходить в дом, включить чайник и принести оттуда чашки. Он мог предложить свою заварку. Мог сказать, что она какая-то удивительная. Моя мать - человек исключительно эмоциональный, она легко поддается... подавалась внушению. Могла, могла согласиться. И он дал ей какой-то отравы. Подсыпал в чай... Потом вымыл чашки.
- А что показало вскрытие?
- Говорят, никаких ядов в организме не обнаружено. Ничего, кроме клофелина. Но она, действительно, пользовалась этим лекарством. У неё гипертония, а клофелин ей по карману, не то что все эти дорогущие импортные лекарства.
- Ей что, очень мало платили в последнее время?
- Очень. За детские стишата всегда платили смешные деньги. За переводы чуть побольше. У неё был какой-то очень большой перевод. Она над ним сидела чуть ли не год. И получила, вроде, неплохо. Но долги накопились... Почти все, если не все, ухнуло в эту бездну. Я-то к ней со своими проблемами не лезла. Мы с Виталькой крутимся как можем. Я на рынке сумки продаю. Виталька после работы ездит бомбить на своем "жигуленке" до трех-четырех ночи. А как же! Дите же завели! Но мать мне все-таки от этих своих денег сунула немножко, прямо в бюстгальтер затолкала, чтоб я Юрику непременно купила педальную машину. В свое время не смогла это чудо техники приобрести Витьке, а уж он так хотел... ревел... Он вообще у нас ревучим был. Даже когда поступил в Суриковское - прибежал домой в слезах радости. Художественная натура, что с него взять! Мать очень, очень его жалела. Он запьет, а она свое: "Нервишки у него слабенькие. Моя вина. Он пережил столько после того, как облил себя кипятком. В три годика столько мук испытать!"
