Может быть, потом, когда-нибудь. По утрам, под ручку с Инной. Вон старший брат Лешка каждое воскресенье на службу ходит. С женой. С детьми. Сидор тоже так хотел. Если с Инной.
Она, правда, нос от него воротила. Но если Бог сведет их вместе, то он готов будет ставить свечки до скончания века.
Дверь в комнату открылась. Это мама. Может, и выходной сегодня, но огород никто не отменял. А работы там, как обычно, полно.
– Просыпайся, герой!
Сидор поднялся, сел и только тогда открыл глаза. Мама стояла, скрестив на животе руки. На губах непонятная, подозрительная усмешка. В одной руке тряпка. Вдруг неспроста?
– Проснулся.
– Кто там у нас на Русалочьем Изломе живет?
– Мужик какой-то, а что?
– Говорят, побил ты его.
– А чего он такой борзый! – Сидор невольно расправил плечи.
– А ты знаешь, что нельзя с ним связываться?
– Почему?
– Про кикимору слышал?
– Да сказки это все.
– А ну пошли, я покажу тебе сказку!
Сначала мама хлестнула его полотенцем, затем схватила за шиворот. Рука у нее тяжелая, крепкая, станешь сопротивляться – будет еще хуже.
Она вывела Сидора во двор, а там беда. За оградкой вокруг курятника лежали с полдюжины дохлых птиц. А ведь говорили люди, что кикимора падкая до кур.
В то же утро Сидор отправился в церковь. Но по пути он заскочил в сельпо, где работала Инна. Она должна была знать, с каким бесом хочет водить дружбу.
Утро начиналось с газеты. Интернет – хорошо, но в нем нет того уютного запаха свежей типографской краски, он не шуршит в руках как бумага. Михаил Андреевич любил утром сесть за рабочий стол, взять газету, раскрыть ее и читать. А если вдруг задремлет, не беда, скорее наоборот. Он уже не молод, шестой десяток недавно разменял, и бизнес у него отлажен от и до. Ему не грех клюнуть носом с утра. Особенно после бурной ночи с молодой женщиной.
Михаил Андреевич сложил газету, опустил ее на край стола. Тут же появился Илий. Этот умный лис знал, когда можно его беспокоить.
– Михаил Андреевич, Игорь уже в институте.
– Поверить не могу. В моем шалтай-болтае проснулась тяга к знаниям.
Только Михаил Андреевич и мать Игоря знали, сколько нервов им стоила учеба сына. В школе ладно, он там играл в хоккей – тренировки, сборы, соревнования, не до учебы. Но большой спорт накрылся медным тазом, Игорь полгода лежал в больнице, вышел оттуда в депрессии. В университет приходилось вталкивать его чуть ли не силой. Учиться он не хотел, сессии сдавать – тем более. Но ничего, кое-как дотянули сына до четвертого курса. И мытьем, и катаньем, и всем, чем только можно. Совсем чуть-чуть осталось.
