Жить | страница 31
— Сынок, я твой папа! — он и вовсе спрятался за сестру и стал тянуть ее за руку:
— Пошли, пошли!
Тут прибежала Цзячжэнь, села у моих ног, сказала «Фугуй» и залилась слезами. Я ее спрашиваю:
— Ну что ты ревешь?
А сам тоже плачу.
Ведь я вернулся живой, и жена с детьми тоже живы.
Когда мы подошли к дому, я закричал:
— Матушка, матушка!
Но никто мне не ответил, и в доме было пусто. Я посмотрел на Цзячжэнь, она ничего не сказала, только из глаз у нее покатились слезы, и я понял, где матушка.
Она умерла через два месяца после моего ухода. Цзячжэнь много раз справлялась обо мне в городе, но без толку. Так матушка и умерла, не зная, где ее сын. Перед смертью она все повторяла:
— Он не играет!
Бедная матушка! И бедная Фэнся: Цзячжэнь рассказала, что за год до того у нее приключилась лихорадка, и она онемела. Фэнся понимала, что мы о ней разговариваем. Она мне тихонько улыбалась, а мне от каждой ее улыбки будто игла вонзалась в сердце. Юцин понемногу ко мне привык, хотя еще слегка побаивался: когда я его обнимал, он во все глаза смотрел на Цзячжэнь и Фэнся. В ту ночь я не спал, сидел с ними, слушал, как ветер шевелит камыш на крыше, смотрел, как свет луны пробивается сквозь дверную щель, и на сердце было так спокойно. То дотронусь до Цзячжэнь, то до детей и говорю себе: «Я дома».
У нас в деревне начали проводить земельную реформу. Мне выделили те пять му, что мне сдавал Лун Эр. Вот кому не повезло: всего-то четыре года и пробыл помещиком. Теперь партия отдала его землю бывшим батракам. А Лун Эр стал им угрожать, не признал своих ошибок. А когда ему не подчинялись, распускал руки. Народная власть объявила его «злостным угнетателем» и отправила в городскую тюрьму. Но он так и не понял, что времена изменились, продолжал выступать. Тогда его приговорили к расстрелу.
Лун Эр только перед смертью пал духом. Говорили, что он рыдал в три ручья и сказал знакомому: «Мне и в дурном сне присниться не могло, что меня расстреляют». Чурбан, он думал, что его пару дней подержат в тюрьме.
Его пустили в расход в соседней деревне, после обеда. Заранее вырыли яму. Сошелся народ из окрестных мест. Я тоже пошел посмотреть. Притащили Лун Эра. Перекинули веревку через шею и связали сзади руки. Он прошел мимо меня, тяжело дыша, и не заметил. Но вдруг через силу повернулся и крикнул сквозь всхлипы:
— Фугуй, я за тебя умираю!
Я испугался, протиснулся между людьми и отбежал подальше. Тут раздался выстрел, потом еще и еще, всего пять раз. По дороге домой я спросил односельчанина: