Когда человек отслужил в армии, ему легче перенести встречу с незнакомыми людьми в такой экстремальной обстановке. Я, конечно, в мыслях проигрывал первые минуты встречи, наметил пару вариантов: как приду, что сделаю, поздороваюсь, не поздороваюсь, куда сяду, куда положу свои вещи. Представлял себе жуликов, уголовников. Все получилось само собой: пришел, поздоровался, мне предложили сесть. А в бытовом плане я был человек подготовленный: не раз бывал на съемках и в зоне, и в женской зоне, и в следственном изоляторе, и в тюрьме».
Мне дали матрас, маленькую подушку, постельное белье, алюминиевую кружку и деревянную ложку. Ложка настолько большая, что ее назначение поначалу трудно объяснимо. Потом один из сокамерников сделал мне нормальное «висло», а ту ложку я при освобождении сумел вынести и преподнес как сувенир генеральному директору ОРТ Ксении Пономаревой.
Беру инвентарь и вслед за надзирателем поднимаюсь на третий этаж, в камеру. Следом идет начальник корпуса и шепотом повторяет: «Не бойтесь, все будет нормально. Все будет хорошо, не переживайте. Ничего не бойтесь».
Камера 65. Вхожу в нее, собрав все силы. Помещение рассчитано на четырех человек. По размеру оно сантиметров на двадцать шире и на метр длиннее вагонного купе. Стоят двухъярусные «шконки» — нары, за ними — умывальник и «толчек». Толчек огорожен в метр высотой железным заборчиком с дверцей, отчего чувствуешь себя на нем танкистом.
Окошко на волю расположено под самым потолком и отделено двумя рядами решетки: внешний ряд — широкая с толстыми прутьями, затем на полметра идет углубление в стене и вторая решетка стоит уже на самом окне. Со стороны улицы на окне, под углом закреплены железные пластины — «реснички» — из-за которых видны только полоски неба. Из «мебели» в камере — две тумбочки. Если в ИВС свет тусклый, то в тюремной камере днем и ночью под потолком горит стоватовая лампочка. Особенно тяжело переносится этот свет по ночам.
Несмотря на то, что оставлять в камере свои автографы считается плохой приметой, все стены расписаны перебывавшими здесь людьми. Кто только ни сидел в этой камере?: Ахмет из Ирана, Агеге из Эфиопии, Войтек из Белостока. «Курва, за цо?»— по-польски выведен риторический вопрос. Стены в камерах периодически перекрашивают, но тут же появляются новые записи. Я тоже не удержался и выцарапал: «ОРТ».
Здороваюсь с новыми соседями. Вроде нормальные люди. Ричард — старик из Гродно. Сидит за убийство сына. Второй — сорокапятилетний Юзик из Барановичей. Разбой. Третий — сорокалетний Саша из Гродно. Попался на грабеже. Как выяснилось, освоиться толком здесь еще никто не успел: соседей мне насобирали за пару часов до моего прибытия.
