Оказывается, произнести речь перед лицом столь взыскательных слушателей было не так просто. Легко догадаться, о чем я говорил. Я говорил об искусственных ионах воздуха положительного или отрицательного знака и об их влиянии на организм.
— Итак, — закончил я свою речь, — для того, чтобы убедиться в том, что я стою на верной точке зрения, надо организовать длительные опыты. Я уже продумал их методику, но для этого вы должны принести много жертв. Во–первых, для осуществления первой серии опытов понадобится приобрести животных — белых крыс. Во–вторых, систематически покупать для них корма, готовить пищу и ежедневно, утром и вечером, тщательно взвешивать ее в определенные часы. В-третьих, для содержания белых крыс необходимы клетки. В-четвертых, нужно периодически взвешивать самих животных. В-пятых, отдать нашу залу под лабораторию и отапливать ее в зимнее время. Я съезжу в Москву и добьюсь от Анатолия Васильевича Луначарского охранной грамоты на нашу лабораторию. Я подсчитал наши ресурсы. Аппаратура есть, помещение есть, а вот животные, клетки и корма стоят дорого, и для этого мы должны продать часть своих вещей.
— Ну, что ж, — сказал отец. — Если надо, мобилизуем все наши силы. Это придаст нам уверенность в значимости нашей жизни, которая так утрачена у людей нашего круга. Да, нечего думать, надо действовать.
— А я, — поторопилась сказать Ольга Васильевна, — вношу часть своего гардероба и все свободное время отдаю уходу за животными, приготовлению и взвешиванию корма.
Мы расцеловались. Все готовы были помочь осуществлению моих планов: решить задачу о воздухе и тем самым, быть может, дать людям мощное оружие в борьбе за здоровье.
Кроме всего прочего, и это было очень важным обстоятельством в решении вопроса: накануне я рассказал Константину Эдуардовичу о своих планах и получил от него полное одобрение. Это тоже было доложено мною и возымело свое действие.
— Константин Эдуардович одобряет — значит, хорошо и нужно. В противном случае он предостерег бы от ложного шага — он обладает тонкой интуицией исследователя, — сказал отец.
Мнение Константина Эдуардовича было веским доводом в мою пользу. Если и были кое–какие сомнения у моего отца (я допускаю это, хотя он об этом мне ни разу не говорил), то авторитетное заключение К. Э. Циолковского отклонило их.
В общий хозяйственный баланс помимо служебного пайка я вносил свой пай. Он заключался в том, что я писал маслом по грубому полотну пейзажи и затем они, при усердии комиссионера, обменивались на базаре на съестные припасы. Картины я писал по памяти, большие, по полтора–два метра в длину, яркие, иногда даже удачные, но почти всегда с дорогим моей душе легким оттенком импрессионизма. Возможно, что некоторые из моих картин до сих пор висят в колхозных домах, где–нибудь вблизи города Калуги. В общей сложности на калужском базаре, что около Ивановской церкви, за 1918―1922 годы было обменено на съестные припасы около ста картин «моей кисти».
