Танк смерти | страница 23



Такая собака не задрожит
в самый большой морозище.
Их не спугнет боевая гроза —
ни Ахима, ни Гуна, ни Джима.
Чутье — начеку, и зорки глаза,
а ноги — четыре пружины.
Если будет война,
такая собака нужна.
Если война; огонь и дым;
ты ранен, лежишь один;
бинтов нет, свои далеко —
неужто могилой будет окоп?
Нет, в окопе тебя тогда
четвероногий найдет санитар.
Он побежит, не жалея ног:
дорога жизнь красноармейца;
он побежит, не жалея ног,
чтобы кровью ты не истек.
«В сумке бинт; расстегни, возьми,
а я скорей побегу за людьми».
Если война; кольцо железное;
Враг наступает, как зверь, разъярясь,
Красная часть от своих отрезана, —
Как со своими наладить связь?
Каждую тропку враг сторожит,
в небе парят самолеты вражьи.
Кто на виду у врага пробежит?
храбрый из храбрых под пулей ляжет.
Кто на виду у врага пробежит?
Храбрый из храбрых, Джим побежит.
Он побежит по любому пути;
дорога жизнь красноармейцев;
он побежит по любому пути,
чтоб красную часть спасти.
В Красной армии много собак
таких, как Ахим и Джим.
Но и в мирное время не дремлет враг.
Тогда, защищая советский флаг,
они сторожат рубежи.
Они сторожат советских границ
каждый вершок и пядь,
чтоб ни один в Союз не проник
белогвардеец опять.
«Эй, пограничник, Гун заворчал:
хрустнул валежник, шурша.
Эй, пограничник, Гун заворчал:
слышит шпионский шаг.
Ты не один, пограничник: с тобой
собака разделит опасность и бой».
Но Союза враги рыщут
не только у рубежей.
Потому-то у нас тыщи
четвероногих сторожей.
Сторожевые заняв посты,
они охраняют советский тыл;
в далеких степях — стада,
магазины — в больших городах;
красноармейцам в помощь
сторожат гаражи, ипподромы,
и склады, в которых порох
готов к обороне страны,
потому что быть может скоро
мы услышим сигнал войны.
Винтовку тогда стиснет
Каждый честный боец;
Винтовку тогда стиснет
Накрепко твой отец.
И если отец твой будет ранен,
В крови упадет под откос,
Помни: вернет его Красной армии
И тебе вернет его — пес.

Саттар Ерубаев

О БУДУЩЕЙ ВОЙНЕ

(1934)

Один из моих товарищей, бывало, удивлял и поражал нас своей необычной, довольно своеобразной точкой зрения на что-либо, своими неожиданными и, в общем-то, интересными рассуждениями. Да вы знаете его, я говорю о Рахмете.

За его увлеченность, умение затевать необыкновенные и горячие споры мы прозвали Рахмета философом. Да он в какой-то мере и был фантазером-философом. Особенно любил он доказывать, что главным законом познания нужно, якобы, считать метод сравнения. Всякую вещь, все жизненные явления он как бы подводил под категорию сравнения. Такой категории я что-то не встречал в философии и к тому же думал, что в науке и жизни далеко не все нуждается в сравнении и поддается сопоставлению. Но Рахмет все-таки отстаивал свое.