Мне подумалось, что для самых важных матчей со сборными Югославии и США нужно обязательно «разыграть» Андреева. Поэтому сказал ему, что он выйдет в стартовой пятерке и против бразильцев. Володя же сыграл настолько слабо, что в первом тайме мы в какой–то момент уступали 14 очков. Пришлось его заменить. И сразу было восстановлено равенство, а затем и добыто преимущество в 10 очков. И опять с мыслью, что победа все равно будет нашей, я ввожу в игру Володю. И опять он играет из рук вон плохо. Мы отдали и эти десять очков, и еще, а главное — выпустили инициативу. И даже когда я добавил к Володе второго высокого центрового Сергея Коваленко, ничего не изменилось: бразильцы победили. Безусловно, команда у них была сильная, еще играли выдающиеся баскетболисты — Вламир, Пасос, Москито, но убежден, что мы бы выиграли, если бы не откровенно неудачная игра Андреева и не мое непонятное даже мне сегодня упорство, с каким я все же выпускал его на площадку…
Потом я клял себя: зачем же ставил Володю, если он сам предупреждал, что лучше ему этот матч пропустить. Но ничего уже поделать было нельзя. К тому же я обязан бы учесть, что нарушена его связка с Застуховым, который в глупейшей ситуации (катался на специально предоставленной ему гоночной машине новой марки, совершил аварию) получил травму и скрыл это от меня. Но в игре все выплыло наружу. В итоге, даже обыграв хозяев поля, мы заняли только третье место, а я лишился поста старшего тренера сборной.
Несмотря на все эти зигзаги, Андреев был очень хорошим центровым с массой положительных качеств, причем некоторые из них отличают его в лучшую сторону даже от сегодняшних центровых. Так, в отличие от большинства центровых 80‑х (например, Ткаченко) Володя всегда играл с поднятыми руками. Он понимал, что уступает в атлетизме, реакции, скорости многим соперникам, поэтому грамотно строил свои действия и в обороне, и в атаке, а игра с поднятыми руками позволяла ему компенсировать эти недостатки: он успевал и ставить «крышу», и побороться за отскок, и пойти на добивание.
Мешало ему, пожалуй, только одно. Он легко тушевался, сникал, стоило кому–нибудь сыграть против него чересчур жестко. Терялся он и после резких окриков партнеров, хотя подчас его нужно было встряхнуть, завести. К сожалению, резкость и прямота неистового Паулаускаса, не терпящего, когда кто–то уклоняется от борьбы, только мешали делу: Володя вообще расклеивался. Очень ранимый, чувствительный, он требовал постоянной поддержки, внимания. И даже когда стал уже титулованным, заметным игроком, по–прежнему нервно реагировал на отношение к себе окружающих. Другое дело, что порой его просто необходимо было щелкнуть по носу, чтобы не кичился своим превосходством, чтобы не стремился выделиться. А такое, повторяю, с ним бывало. Тем не менее, след в баскетболе он оставил заметный. С его игрой было связано дальнейшее увеличение значимости роли высокорослого центрового. Андреев, пожалуй, был первым центровым почти современного плана: легкий, довольно быстрый, прыгучий, мягкий, с большим для своего времени диапазоном действий. Он мог бы еще играть и играть, но в сборной царила уже другая обстановка, где отношение к Володе было такое же, как и ко всем другим членам команды. А он привык, что я к нему относился по–отечески, очень много занимался с ним индивидуально, лично, старался уберечь от ненужных стрессов, столкновений, чреватых неприятными последствиями. И вот на одном тренировочном сборе в спортзале «Октябрь» Миша Коркия, пытаясь отобрать мяч у Володи, буквально сел на него (Миша всегда играл жестко, азартно, невзирая на соперника и ситуацию). В итоге Володя получил очень тяжелую травму коленного сустава. Пришлось ему лечь в ЦИТО. Во время операции ему занесли инфекцию, нога распухла, стоял вопрос об ампутации, но Володя наотрез отказался. Все же организм поборол недуг, да и нашли вовремя сильнодействующее средство. Ногу спасли, но играть он уже не мог, хотя по технике, по опыту, координированности вполне имел шансы выступать за классную команду еще не один год.
