Но нет абсолютного в жизни. И потому мы можем разглядеть, уже своими внутренними глазами, — такими глазами, как известно, снабжены только авторы детективных романов, — еще третью тень, которая пробирается очень близко за второй…
Эта третья тень, видимо, не столь опытна в ночном деле, как первые две, и потому старается держаться как можно ближе к второй…
А может быть, у этой третьей тени нет кошачьих глаз?
Не всех же мать–природа наделила такими качествами…
Как бы то ни было, а вот уже три тени в кромешной ночи, когда хороший хозяин собаку не выгонит…
Но еще раз повторяем и просим запомнить: человек — не собака!
Он куда угодно полезет…
Ничего нет вечного под луной, должна же кончиться и эта безрадостная ночная путина, где блуждают неизвестно для чего три телесных тени.
Вдали замаячил приветный огонек и первая тень задвигалась быстрее… Чем ближе маячил огонек, тем быстрее двигалась тень. И, наконец, пропала в лучах приветливого огонька…
А две вторые тени?
Те все еще находились во власти негостеприимной ночи — видно не для всех сверкал приветный огонек среди непроглядной тьмы…
Если бы светило солнце и стоял белый день, на вывеске можно было бы прочесть следующее:
Европейская чайная «Висла».
Почему европейская?
Об этом надо было бы спросить хозяина, который стоял у широкого прилавка на фоне различной чайной посуды, аккуратно разложенной на полках.
Два половых в белых рубашках разносили закуску и чай немногочисленным посетителям, которых угрюмая ночь загнала сюда.
Кого загонит судьба в ночную чайную на окраине громадного города?
Конечно, или случайного путника или бездомного бродягу, которому негде преклонить буйную голову в длинную осеннюю ночь…
Но ночная чайная — это как ночная птица, она живет своей жизнью — загадочной и темной.
За столом сидел бритый субъект с маленькими баками в жокейской фуражке и спортсменском костюме, потертом, но когда–то дорогом.
Он прихлебывал из чашки желтоватую жидкость. Вероятно, чай? По запаху, это был ароматный — грог. И курил сигару.
Знаток узнал бы в ней «манилу» по белому крупному пеплу и тонкому аромату.
Его собеседник в ватной кацавейке имел вид крючника с пристани. Красное, здоровое лицо с клочковатой редкой бородой; хищный оскал нижней челюсти указывал на свирепую, животную натуру.
Крючник пил из чайника какую–то светлую жидкость большими глотками и закусывал бутербродами с паюсной икрой дорогого «салфетного сорта».
За соседним столом сидели две женщины — по костюму жалкие ночные проститутки.
