Горняк. Венок Майклу Удомо | страница 13
Лия покачала головой, налила себе пива.
— На рудниках хорошего мало, Кзума, и кто на них работает, тот поначалу кашляет, потом харкает кровью, а потом его силы уходят и он помирает. Не счесть, сколько раз я такое видела. Сегодня ты молодой, здоровущий, завтра кожа да кости, а послезавтра — готов в могилу.
— От любой работы так бывает.
— Не от любой… Слушай, Кзума, ты мне по нраву пришелся, иди работать ко мне. У меня здесь есть власть. Станешь моим помощником, и у тебя власть будет. Когда ты застал меня у калитки, я стояла на стреме, глядела, не собирается ли полиция наведаться к нам, остальные закапывали бидоны с пивом в ямы. Наше дело денежное. Иди работать ко мне, а?
Они долго смотрели друг другу в глаза, потом Лия улыбнулась, но не краешком рта, а широко, и покачала головой.
— Нс хочешь… Олух ты, да все вы, мужики, такие… Пошли, я покажу, где ты будешь спать.
— У меня нет денег, — сказал Кзума.
— Это не беда, зато у тебя есть сила, наймешься на работу — отдашь, идет?
— Идет.
— А может случиться, что тут в сильном мужике нужда возникнет, тогда и ты в помощи не откажешь.
— Не откажу.
— Сюда, — сказала Лия, входя в крохотную комнатушку, — здесь учительница живет, но ее до послезавтра не будет, так что можешь спать здесь. Ну, а вернется она, тогда что-нибудь другое придумаем. — Чиркнув спичкой, она зажгла свечу и пошла к двери. — Так вот, Кзума с Севера, хоть я тебе и помогла, ты не думай, что я растяпа какая-нибудь и меня можно облапошить. Лучше и не пытайся, потому что я тебя так отделаю — родная мать не узнает…
Кзума фыркнул.
— Непонятная ты женщина. Кто тебя разберет? Одно мне пока ясно: ты добрая.
— А ты славный, — ласково сказала Лия, — но город, он странные штуки с людьми вытворяет. Спокойной ночи. — И вышла, закрыв за собой дверь.
Кзума не спеша разделся. Еда взбодрила его, но усталость давала о себе знать. И все равно сон еще долго не шел к нему.
Непонятные они люди, думал он. Ни к чему у них нет привязанности. Ни во что не верят. А переночевать все-таки пустили. Она пустила. А в ней разобраться еще труднее, чем в остальных. В комнате по соседству спал, прислонясь к стене, старикан по прозвищу Папаша, спал, разинув рот, ничем не прикрывшись. Но в жизни и вообще мудрено разобраться. А эти люди — они и есть жизнь… Вот оно как…
Когда Кзума проснулся, солнце уже стояло высоко. Он замер, прислушался. Ни звука.
— Хочешь не хочешь, надо вставать, — огорчился он и укутался поплотнее. Но тут же вспомнил, что он в чужом доме, и откинул одеяла. Не ровен час еще кто-нибудь войдет, подумал он, а я в одной рубашке. Он вмиг оделся, впрочем, и надевать было особенно нечего. Натянуть штаны, и все дела.