Я не могла однозначно ответить на ее вопрос и стала рассуждать:
– Как Валентина сказала: «Знал бы ты эту девочку лучше!»? Получается, Валентина знала Лику раньше и уже тогда она ей активно не нравилась. Почему? Чем могла Лика насолить Антошкиной? Пыталась увести из семьи Юру?
– Эта могла бы, – поддакнула Алина. – Нехорошо так говорить о покойнице, но у нее на лбу было написано «Близко не подходи – укушу». Ну, какие я вам сведения доставила об Антошкиной? Бросаем всех, выводим Валентину на чистую воду!
– Бросаем всех? – я вскинула брови и загадочно улыбнулась. – Это ты о ком?
– Как о ком? – мой вопрос сбил Алину с толка. – Веню, Краюшкина…
– Пожалуй, Куропаткина можно оставить в покое, а вот с Краюшкина… – я на секунду умолкла. Выдержав театральную паузу, заговорила снова: – обвинения пока не сняты. Ты еще не в курсе, что наш Леопольд Иванович не кто иной, как … родной отец Лики Ивановой, – огорошила я Алину.
– Ты шутишь? – вымолвила Алина, присаживаясь на краешек кровати.
– Нет, в пьяном угаре он признался одному итальянцу. Я все слышала. Времени пересказывать уже нет – мы и так опаздываем. Подробности расскажу при случае.
В автобус мы зашли последними, тем не менее, замечание нам сделать никто не отважился – как никак я и Алина руководители группы, а Степа наша подруга.
– В Пизе мы пробудем два часа, – предупредила нас Вероника, как только автобус тронулся с места. – Дорога не очень утомительная. По возвращению в гостиницу, у вас еще будет время осмотреть достопримечательности Флоренции. Ну а завтра мы перемещаемся на север Италии, в город Милан.
Никто не возражал. Большая часть публики досыпала. Я села вполоборота, чтобы видеть всех присутствующих. Краюшкин, прислонив голову к прохладному стеклу, дремал. Рядом с ним сидела, простившая его Софья Андреевна. Я попыталась углядеть в ее глазах прокурорскую жесткость и беспринципность, но не смогла – даже в помещении она не снимала солнцезащитных очков.
Веня и Славский разгадывали на пару кроссворд. Они переговаривались тихо и нехотя. Носовы, Дина и Петр, смотрели в окно. Катя и Вова Деревянко, склонив друг к другу головы, сидели с закрытыми глазами. Нонна Шматко достала вязание. Вязать у нее не получалось – какие хорошие дороги в Италии не были, а автобус все равно трусило, и нитка соскальзывала с крючка. Помучавшись с крючком минут пять, она спрятала вязание обратно в сумку.
Одна Валя Антошкина сидела словно натянутая струна. Пару раз я встречалась с ней взглядом и не могла его выдержать. Она смотрела пристально и настороженно. Я попыталась вспомнить, как она вела себя в предыдущих поездках. Никогда Валентина не выглядела такой напряженной – была компанейской, заводной, инициативной на всякого рода вечеринки и посиделки. Сегодня ее словно подменили, ее не радовало ни прозрачно-голубое небо Италии, ни зеленеющие виноградники. Плотно сжатые губы были капризно изогнуты. Глаза смотрели холодно, как будто вокруг нее были одни враги. Определенно что-то произошло с человеком за прошедший год? Если Алина вчера не ослышалась и Валентина говорила с мужем о Лике Ивановой, то чем интересно вызвана такая злость к покойной?
