В какой-то момент у меня промелькнула мысль, что он решил встретить рассвет здесь, в казино, за стойкой. Мысль меня не порадовала. Я хотела есть, спать и у меня жутко болели от усталости ноги.
Я искренне завидовала Алине и Степе: «Эх, и сдался мне этот Краюшкин? Лучше бы я разрешила Алине за ним следить. Она-то уж точно уже в гостинице. Куда Антошкины могли пойти, на ночь глядя? Съели по пицце – и домой, в номер, баиньки.
Степе, с моей подачи, так вообще повезло. Веня не из гуляк. Шумным ресторанам и барам предпочитает домашний уют, тихую музыку и хорошие фильмы. Эти двое точно уже в гостинице».
Я уже начинала внутренне закипать, порывалась встать и уйти, но в этот момент к Краюшкину подсел жгучий брюнет с мохнатыми бакенбардами, закрывающими с каждой стороны по полщеки.
«Мафия бессмертна!», – сама того не желая, прошептала я.
И, правда, тип словно сбежал со съемок американского фильма о сицилийской мафии первой половины двадцатого века. Белый костюм, черная рубашка, белый галстук – словно негатив черно-белого фото. И эти бакенбарды! Голливуд отдыхает!
Кажется, Краюшкин подумал то же, что и я. Он встрепенулся и с уважением посмотрел на итальянца. А потом он заговорил по-русски! Не итальянец, конечно, а Краюшкин. Сначала монолог больше напоминал всем известную песню «Ты меня уважаешь?», но потом мне удалось услышать много чего интересного.
– Хорошая страна Италия. Россия и Италия – дружба навеки. Лев. Леопольд, – он так кивнул головой, что я перепугалась, как бы она у него не оторвалась.
– Оскар, – представился итальянец, догадавшись, что Краюшкин хочет с ним познакомиться.
– Очень приятно. М-молодо-ой человек, – растягивая гласные, Краюшкин позвал бармена, – нам по пятьдесят, пожалуйста. За дружбу! Чин-чин, – и схватив стакан, он потянулся к новому приятелю. Тот, как я поняла, на шару не дурак был выпить, чокнулся с Леопольдом, и того понесло: – Люблю Италию, как Россию. Люблю и все! Море, пальмы, кипарисы – все как у нас в Сочи. И народ у вас веселый, азартный. И у нас такой же. Как я, например. И игры у вас те же, что и у нас. Я знаешь, сколько у вас оставил? Вот столько, – Краюшкин полез в карман, достал пачку денег и раскрыл ее веером перед носом итальянца. Оскар одобрительно закивал. – И столько же пропью! С тобой, друг! – Тут я не на шутку испугалась, а вдруг и впрямь возьмет и пропьет? Но Краюшкин, повертев денежным веером и заказав у бармена еще по полтиннику, спрятал купюры обратно в карман. – Вот, хотел себя порадовать – не получилось. Проигрался. И с бабой поссорился. Не поняла она меня, не поняла, озлобилась, наговорила черте что, наверное, поэтому и проиграл. Все к одному, – тяжело вздохнул Краюшкин. – У меня такие планы были! Хотел отдохнуть, в Италию поехал… а чувство такое, что по этапу пошел. Ты только представь, я с самыми радужными мечтами в аэропорт приехал, а меня там прокурор встречает. Было бы за что… Ты меня слышишь? Прокурор! – для большей убедительности с нажимом повторил он. – У меня, брат, две ходки. Две! Первая так себе, а вторая… Не, ты не бойся, я не по мокрому. К тому же я завязал, честное слово. Но прокурор разве поверит? Не-ет! – Краюшкин стянул лицо в презрительной гримасе. – Ни за что не поверит. Я для них кто? Вор! Ворюга! Зэк! Влип я, брателло, по полной программе. Месяц назад меня в прокуратуру вызывали, как свидетеля. Лишь только потому, что я когда-то знал подозреваемого. Я к его делу никакого отношения не имел. Чист я! Чист! Но разве ж в прокуратуре поверят? Отпустили, скрепя сердце. И надо же какая встреча в аэропорту! Глазками меня сверлит, вспоминает, значит, за что я сидел. Сначала думал, может, пронесет, не узнает. Не, не вышло. Вспомнили и статью даже назвали, по которой меня за колючую проволоку бросили, сатрапы, – Краюшкин пьяно шмыгнул носом. – А давай выпьем?
