— Ничего, мы тебя прощаем. Знакомьтесь, это Лопатоног, мой приятель, милейшее существо! — Кукой выступал, будто пава, красуясь перед Куторой. — Послушай, ты случайно не знаешь, тут поблизости белые кувшинки нигде не растут?
— Ах, эти феи! Вам надо обойти болото, там сразу за черничником будет ручей, а в нем их — тьма-тьмущая…
— Как же я позабыла! — сокрушалась Елена Петровна. — Ведь я же и вела вас к ручью… Надо же, с головой что-то, совсем: расклеилась…
Голова у бабушки Елены кружилась, сердце будто сжимали и дергали чьи-то невидимые ледяные коготки, ей с трудом удавалось делать вид, что она бодра и все хорошо по-прежнему…
— Не беда, бабуля, теперь они от нас никуда не денутся! — Ксюн помогла бабушке подняться, и все поспешили в черничник. А Лопатоног, почему-то снова смутившись, немедленно улизнул. Только его и видели…
За черничником ельник внезапно обрывался, и открывалось широкое, пахучее разнотравье. По траве, между кочек, путаясь в зарослях дикого чеснока, пробирался ручей. Чеснок склонял над водою свои цветы, качавшиеся под ветром сиреневыми звездочками. Ручей был так невелик, что даже Ксюн могла бы его перепрыгнуть, что она немедленно и сделала! Восторгам ее не было предела, ибо петлявшее русло ручья все заросло белоснежными водяными лилиями, от которых невозможно было глаз отвести!
— Ну вот и слава Богу! — Бабушка Елена попросила всех отойти чуточку подальше, а сама склонилась над цветами и принялась им что-то нашептывать. Потом, боясь повредить корень, осторожно нарвала целую охапку и поманила своих спутников. — Солнце скоро сядет. Возвращаться на дачу нельзя — мы ушли далеко, а цветы уже сорваны. Мы должны поспешить, пока они не завянут, ведь магическая сила — только в свежих кувшинках. У нас совсем немного времени: пока живы цветы, мы должны проникнуть в Вещий Лес.
— А разве нельзя без одолень-травы? — спросил Скучун.
— Почти невозможно. В лесу полно нечисти, как и повсюду, впрочем! Простого путника, грибника, к примеру, могут и не тронуть, а вот тем, кто, как мы, идет с тайной целью чью-то душу спасти — несдобровать! — Бабушка Елена любовно поглаживала длинные стебли, вода с них стекала ей на платье, но она этого не замечала и, наклонясь над цветами, разговаривала с ними и просила прощенья за то, что сорвала. Потом Елена Петровна умолкла, притихли и ее спутники. И первый прохладный ночной ветерок всколыхнул луговину.
— Пожалуй, придется нам заглянуть к Ивану Степановичу, — вздохнула бабушка Елена, — не ночевать же в лесу…
