Огромные отрезы газовой ткани цвета индиго развевались в саду, разделяя его на восток и запад, трепеща волнами на вечернем ветру.
К западу от индигового пролива циветты[2] и львы лениво смотрели на нас из установленных под фруктовыми деревьями клеток. Страусы бродили по большому загону, певчие птицы соревновались в чириканье с попугаями из вольера, не уступающего в размерах моему залу для личных приемов. У рожкового дерева паслась зебра. Золотые диски, нанизанные на тонкие нити, мерцали гирляндами меж веток акаций. Темнокожие слуги разносили блюда с лепешками на столы, уставленные тарелками с рыбой в соусе из куркумы, похлебкой из ягненка и чечевицы, тертого сыра и острой зелени — деликатесами Пуита.
К северу от «Пунта» расположились пирамиды высотой в пять человеческих ростов, за ними вздымался темный холст с нарисованным диском — подсвеченный сзади канделябром из факелов, он сиял, как восходящее Солнце-Ра. Обнаженные рабы в черных шерстяных париках и фаянсовых ожерельях ждали на берегу «реки Нил», перед храмом Изиды, готовые предложить гостям кувшины с египетским пивом. Это превзошло самые смелые мои пожелания, я с радостью заметила папирус, раскачивающийся на ветру над искусственной речкой, и баржу размером с паланкин, лениво скользящую по ней.
Вся восточная часть сада представляла собой череду оазисов, где останавливались караваны из Иасриба, Дедана и Темы, а также с дороги пряностей. Под финиковыми пальмами бродили, лежали и паслись верблюды чистейших кровей, жевали жвачку на расстоянии, безопасном для их плевков. Три белых верблюдицы устроились под черными шатрами, пологи которых были подняты и открывали широкие яркие ковры, уставленные тарелками с рыбой и весен ним луком, солеными овощами, экзотическими яйцами всех цветов и размеров. Несколько слуг в суровых одеяниях кочевников, хоть и более тонких, чем мог себе позволить Волк Пустыни, ждали возможности поприветствовать моих «путешествующих» гостей.
Повсюду были танцовщицы — притопывали на месте Пунта, балансировали кувшинами на головах в оазисах — и музыканты, играющие на ручных барабанах, лютнях и ритуальных трещотках Египта.
У входа стоял огромный золотой котел, наполненный жемчужинами фимиама. А в середине «Красного моря» был остров с алебастровым троном, почти идентичным тому, что остался за нашими спинами в зале дворца — вплоть до ножек, исполненных в виде козлиных копыт, и леопардовой шкуры на подлокотнике. Некоторые гости указывали на него и вслух поражались тому, что все это значит и как этот трон сумели так быстро сюда принести.
