Мужчина низко поклонился. Когда он выпрямился, я не спеша оценила элегантные линии его усов и бороды, темную сурьму на веках и поразительный цвет кожи, которую я ожидала увидеть сожженной солнцем, как у земледельца, но вместо этого сам ее оттенок оказался ближе к теплой бронзе. Он не носил колец и иных украшений, за исключением широкого золотого браслета на запястье.
— Моя царица, — сказал он. — Прошу, позволь мне повторить то, что мой сородич, советник Илья фа, наверняка уже говорил тебе, и осудить позорные поступки Амана. И восславить твою решимость в борьбе с ними. Да благословит Алмаках твое правление и да прославит он твое имя.
Несколько секунд я оценивала его, не говоря ни слова. Похоже, он был всего на несколько лет старше меня.
— Скажи, как поживает твой отец? — спросила я наконец.
— Он как верблюд, отпущенный на пастбище после долгих лет труда. Толст и доволен, — рассмеялся он.
— Такое могущественное племя, Габаан, — продолжила я, поглаживая голову горного козла, венчавшую подлокотник трона. — И такое… нейтральное.
Мне не нужно было озвучивать очевидное: они не прислали ни единого человека, чтобы поддержать мой марш на Мариб, о чем у нас с Вахабилом был очень долгий разговор.
Тамрин склонил голову:
— Моя царица?
— Искусная политика позволила Габаану завоевать доверие всех племен оазисов. — Я смерила его взглядом. — Но неужели так сложно проявить свою лояльность, когда необходимость в нейтралитете отпала?
— Царица мудра. Я полагаюсь на то, что советник Ильяфа согласует с ней наилучшее из возможных выражений верности Габаана. Что до меня, то я лишь торговец, кочевник среди кочевников.
Он не покраснел и не запнулся во время произнесения витиеватого ответа. Либо он был крайне опытен при дворе, либо просто дурак.
Дураком он мне не казался.
— Что думаешь о нашем пире, Тамрин из Габаана?
Гости в зале коротко переговаривались в промежутках между поеданием сладкого хлеба, скатанного и пропитанного соусом из кардамона и фенхеля.
Они не медлили: есть слишком медленно означало привлечь к столу злокозненных духов.
Он жестом указал на созвездие из фонариков.
— Это чудо. Я буду до конца своих дней вспоминать и рассказывать о нем истории, и меня обвинят в преувеличении. А сейчас, если позволишь, царица, я хотел бы вручить тебе свой подарок.
Юноша протянул ему длинную прямоугольную шкатулку, которую Тамрин преподнес мне на вытянутых руках.
— Это скромный подарок, но он пришел к тебе из далекого царства. Твоя любовь к учебе известна моему отцу.
