— Ты наверняка обдумывал эту вероятность, — медленно проговорила я. — Вероятность того, что я буду требовать от тебя верности, даже когда стану царицей, как ты планировал для меня изначально.
— Ты действительно спрашиваешь меня о подобном?
Некоторое время тишину нарушал лишь шелест усиливающегося дождя.
И когда я так ничего и не ответила, он резко сел.
— Ты сказала, что никогда не сделаешь меня царем, и я это принял. Что стоило мне куда большего, чем ты могла бы предположить. Разве ты не видишь, как они на меня смотрят? Как твои приближенные замолкают, стоит мне подойти?
Они слишком осторожны, чтобы открыто показать презрение, но его и не скрыть, потому что я облечен твоей милостью.
— Они ревнуют!
— Пусть так, но я советовал бы тебе заключить брак по расчету, ради твоего же блага, и это притом, что хочу я лишь одного — обладать тобой! Что еще поможет тебя убедить? Я отдал тебе мою гордость, мое тело, мою жизнь!
Я подалась вперед и вцепилась в его плечи. От этих слов меня обожгло волной стыда.
— Прости меня, — попросила я. И затем, шепотом: — Прости меня.
Прошло несколько минут, и напряжение понемногу начало покидать его тело.
— Политика этих племен заражает нас обоих, — сказала я. — И мы с тобой… слишком давно спим отдельно.
Я убрала волосы, упавшие на его шею. Макар повернулся ко мне, и даже во тьме я различила вопрос в его взгляде. И оказалась в его руках, вцепившись в него вместо ответа, а плеск дождевых струй заглушил наши вздохи.
На рассвете я присоединилась к собранию вождей на широкой, поросшей кустарником поляне у самого края пустыни. Шесть каменных пирамид, грубо изображавших колонны марибского храма, говорили, что путешественники и кочевники использовали эту поляну как святилище под открытым небом.
Ниман, мой кузен, поставил перед нами связанного горного козленка.
Ниман и сам мог бы стать царем, если бы его отец пережил кампании Агабоса. Но ни один из сыновей Агабоса не выжил, уцелел только мой отец, поэтому трон перешел к нему. Козленок время от времени блеял, юные звезды его рогов слегка загибались друг к другу, формируя идеальный полумесяц над его головой.
Ниман принес еще одну вещь, которую я никогда не надеялась увидеть воочию: маркаб.
Я видела маркаб лишь как изображение побед моего деда на бронзе храмовой двери. Однако он стоял передо мной, словно вынутый из текста легенды.
Открытый ковчег из акации, украшенный золотом и страусовыми перьями — маркаб был одновременно боевым штандартом и военным трофеем.
