Джэлмэ вынул из сумы мягкий замшевый сверток, развернул, и в руках у него оказалась пышная, искрящаяся при свете огня росомашья шкура.
– Когда я уеду, ты как бы невзначай зайдешь к табунщику Сорхону, знаешь его?
– Знаю, кто же его не знает… подожди, а он жив? Вернулся с похода? Я его что-то не видел в последние дни.
– Жив, я его в прошлый приезд видел, он с табуном у Хурха стоял.
– Ладно.
– Зайдешь к нему, поднесешь эту шкуру и скажешь, что это поклон и подарок ему от Тэмуджина. Скажи, что он жив и здоров, и помнит его добрую помощь прошлым летом.
– А что за помошь?
– Этого тебе лучше сейчас не знать.
– Ладно, я сделаю. А если спросит, кто передал?
– Можешь сказать, что я. Ему можно говорить.
– Хорошо.
Субэдэй бережно свернул шкуру и положил в суму у своего изголовья.
Мать возожгла светильник на своей стороне и, сидя у стены, сучила нитки из лосиных сухожилий. Она изредка поглядывала на детей, то и дело хмуро улыбалась про себя. Между делом спросила:
– Джэлмэ, ты надолго приехал?
– Дня два побуду, – ответил он. – Помогу вам, если что надо.
– Хорошо бы вам с Субэдэем на бычьих санях съездить в лес, – сказала она, – березовых дров привезти. Один аргал не дает такого света и тепла. Да еще бы хоть небольшого кабана на мясо добыть, отцу все времени нет.
– Хорошо, – согласился Джэлмэ.
Отдохнув, он пошел в кузню. Спустившись по пологим земляным ступенькам, вошел в низкую дверь и оказался в тесных земляных стенах, покрытых закопченным потолком из толстых жердей. Все здесь было неизменно, как он помнил с самого детства: очаг в середине, слева – меха, справа – наковальня. По углам – кучи железных обломков, дырявые котлы, поломанные мечи, доспехи… В нос ударил знакомый горький запах копоти, железа и дыма.
Джарчиудай, брызнув своим кузнечным богам и угостившись сам, посиживал у огня. Как всегда от выпивки лицо его подобрело, разгладились брови у переносицы. С довольной улыбкой он оглянулся на вошедшего сына:
– Садись сюда, к огню, да поговорим с тобой.
Джэлмэ низко поклонился возвышавшимся на северной стене онгонам Борон-Хара Тэнгэри[8] и Хожир-Хара Дархана[9], сел рядом с отцом. Не дожидаясь, когда тот заведет разговор, он обратился к отцу:
– Отец, я хотел поговорить о нашем Субэдэе.
– А что? – спросил отец.
– Он тоже хочет искать свою дорогу в жизни.
У Джарчиудая потемнело лицо.
– Вон ты о чем… – протянул он, вновь посуровев лицом. – А кто будет смотреть за огнем в нашей кузне, если и он уйдет на сторону? Или хотите, чтобы погас наш дарханский огонь? Я вижу, вы оба захотели легкой жизни, лишь бы вам подальше от кузни быть. Не хотите понять, что кузнецы, хоть и нелегкое у них дело, главные люди в племени…
