– Садись, Хоахчин, поешь с нами.
Рабыня со смущенной улыбкой присела с краю. Сочигэл, недовольно поморщившись, брезгливо отодвинулась от нее.
– Подержи ее, я разолью арсу, – Оэлун передала ей маленькую Тэмулун и взялась за ковшик.
Хачиун, оставшийся в айле за старшего мужчину, не осмелился сесть на хоймор, где сидел отец, но занял место Тэмуджина, ниже по правую руку, и оттуда с важностью посматривал на всех.
– У тебя сейчас сколько стрел? – обратился он к Бэлгутэю.
– Девять.
– Всего? Ведь было двенадцать.
– Недавно, когда охотились на уток, в камышах сразу две стрелы хоорцаг и одна годоли потерялись.
– А в моем колчане семнадцать стрел и еще одну йори[25] мне обещал сделать стрелочник, – Хачиун, свысока посматривая на сводного брата, старался не потерять важности голоса. – Я тебе подарю одну.
Бэлгутэй благодарно пригнул голову. Женщины молча пили арсу, не мешая мужскому разговору. Тэмугэ тоже не решался вступаться, он скромно черпал ложкой из корытца с творогом, обильно политым сметаной.
Первой, осушив свою чашу, встала Хоахчин.
– Да воздадут вам боги изобилия, – торопливо закланялась она. – Оэлун-хатун, вы всегда благосклонны ко мне… И вы, Сочигэл-хатун.
– Посиди еще, дела не убегут, – сказала Оэлун.
– Нет-нет, – испуганно попятилась та к двери. – Молоко может прокиснуть, надо поскорее кипятить…
И тут, у самого порога, споткнувшись на ровном месте, она упала на спину и с глухим стуком ударилась головой о решетку стены. Темное лицо ее скривилось от боли, частые морщины сложились в глубокие складки.
– Ха-ха-ха!..
Хачиун и Бэлгутэй, забыв о важном разговоре, валились от смеха друг на друга. Тэмугэ смеялся, широко раскрывая щербатый рот, в котором недосчитывалось два передних зуба. Даже взрослые, не удержавшись, на миг прикрыли рты ладонями. Хоахчин не шевелилась.
Оэлун, всмотревшись, быстро встала с места.
– А ну, замолчите! – на ходу прикрикнув на сыновей, она подошла к старушке. – Что с тобой, Хоахчин? Ты жива? Вставай!
– Сейчас-сейчас, хатун, сейчас пройдет… – простонала та, зашевелившись и, тяжело опираясь обеими руками об землю, села, виновато глядя на Оэлун. – Я уж, видно, совсем состарилась, скоро будет пора убить меня или бросить одну в степи.
– Не говори так зря, Хоахчин, ты наша. Умрешь на мягком войлоке, когда придет твое время.
Сочигэл, насмешливо сощурив глаза, посматривала на них, мелкими глотками отпивая кумыс.
– Ну, я уж пойду, дел сегодня много, – Хоахчин с усилием встала на ноги.
