Магдалина долго лежала в больнице в большом областном центре, но вот на прошлой неделе ее привезли домой, и наступила настороженная, пугающая тишина. В комнатах ходили, сидели, шептались незнакомые люди, в печи чуть тлел огонек.
К обеду тетя Стеша приносила холодные щи, Генка отхлебывал несколько ложек и убегал на улицу, где его ждал Лешка, у которого всегда были припасены куски хлеба и колбасы. Откуда у Лешки такая вкуснятина, Генка не знал, но если верить Лешкиным словам, то на мясокомбинате, где работало полпоселка, колбасы было «прорва». Но в Зудове ее отродясь не продавали, а увозили специальным поездом в Москву. Генка очень гордился, что москвичи едят зудовскую колбасу, и никак не мог понять, за что взрослые ругают какого–то «преда», поселковый Совет и порядки.
Генка попытался вылезти из–под кучи сена.
— Тише ты! — ругнулся Лешка, защищаясь рукой от поднявшейся сенной трухи и пыли.
— Слышь, Лех?
— Чо?
— Ты мне друг?
— Ну?
— Откуда у тебя колбаса?
— А, — неопределенно ответил Лешка, вдруг сморщился, содрогнувшись всем телом, чихнул и от полученного удовольствия выматерился. Затем отвернул голову, сплюнул сквозь редкие зубы и, будто говоря с кем–то третьим, спросил:
— Хошь, со мной пойдем, колбасу брать будем?
Генка придвинулся к другу.
— Правда возьмешь?
— Ну.
— Когда?
— И сегодня можно.
— Да ну! — с трудом сдерживая восторг, прошептал Генка.
За сараем хлопнула калитка. Мальчишки притихли и осторожно выглянули в окно. В огороде появилась тетя Стеша.
— Ге–на! — позвала она, озираясь по сторонам.
— Чо, теть Стеша? — отозвался Генка, выглядывая из окна сеновала над ее головой.
От неожиданности женщина вздрогнула, невнятно ругнула чью–то мать, но спешно перекрестила рот, задрала голову вверх:
— А, вот ты где! Давай сюда, мать кличет! И этот с тобой? У, черт бесстыжий! А ну, ходи отсюда, ворюга матершинная!
Лешка выпрыгнул из окна в лужу жидкой грязи, обрызгал тетку.
— Ах, ты! — замахнулась на него тетя Стеша, но Лешка и не думал убегать, степенно зашагал прочь. — Во паскуда косоглазая!
У калитки она вдруг остановилась, оглядела Генку и смахнула прилипшие к его шапке соломинки.
— Ты уж к Менечке поласковее будь, — она поглядела куда–то вдаль и вздохнула: — Помоги ей, Господи.
Генка снял пальто и шапку, все бросил на вешалку и вошел в комнату. Пахло лекарством. Магдалина сидела на кровати, опираясь спиной на подушки. Она натянула одеяло на худые плечи и пыталась улыбнуться вошедшему брату.
