— Заявление свое получил? — спросил он, по–прежнему не отрываясь от монитора. — Оставь его здесь. Распишись и свободен.
— А если я не хочу? — сказал Ермак, внутренне помертвев. — Не согласен?
— Тогда будешь уволен, — равнодушно отозвался Горбачев. — Как нетрудно догадаться. Ты у меня работник золотой. В смысле, слишком дорого обходишься. — Последовала серия мощных ударов по клавиатуре.
Стоявший неподвижно Ермак молча следил за пальцами начальника.
— Ты, Прусаков, сюда только деньги получать приходишь? — продолжал тот, — Все бездельники в банке, но ты особо выдающийся. Я это пресеку. Тем более, денег у фирмы нет, везде урезаем, — палец Горбачева навис над одной из клавиш, последовал мощный победный удар. Завершающий аккорд. — Ты еще здесь?
Непонятный вопрос — может, он считал, что только что разговаривал сам с собой?
Ермак и Серега Куркин покинули здание банка через боковую полузабытую всеми дверь, которая давно уже не охранялась.
— Оставим открытой, — сказал Серега. — Проведем этот самый, как его… экскремент. Кому он теперь нужен, этот банк.
Снег снаружи продолжал идти, на тротуарах он превратился в черную, перемешанную с песком грязь. Прохожие однообразно месили и месили ее. Серега, не обращая на все это внимания, говорил на ходу:
— Думаю, скоро захлопнут наш теремок. Совсем запущено все в датском королевстве, как Пушкин когда–то писал.
«Априори» — это небольшое кафе со странным названием находилось за углом от банка в Яростном переулке, бывшем когда–то улицей Батурина, на первом этаже длинного панельного дома. Раньше на месте этого заведения была простая жилая квартира. Ермак даже один раз бывал в ней, давно, в детстве, когда учился в первом классе. В той квартире жил его одноклассник. Ни имя, ни лицо того не запомнились, стерлись в памяти.
— Не идут дела у банка, и, вообще, у компании, — продолжал Серега. — Никто не хочет воздух покупать. Наверное, и так его всем хватает.
Внутри кафе было заметно, что из всех разнообразных окрестных менеджеров они появились первыми. Кофе, которого так жаждал Серега, оказался с коньяком, а вскоре пошел просто коньяк. Серега неистово наперчил все, стоявшее перед ним на столе, рассказывая что–то. Он любил это — запросто поговорить о делах в самых заоблачных высях отечественного бизнеса и о своей к ним причастности. В рассказах этих его дядя и другие небожители выступали совсем простыми и незамысловатыми персонажами. Не сложнее самого Сереги.
