Все потянулись за ним.
Милодора продолжала висеть на нашем герое, отрезвляя его своей тяжестью, и он с трудом волочился по прихожей в залу, когда мимо них, по направлению к зловещей комнате, пронесся словно тень, старик в бакенбардах, в ливрее и в шлепанцах на босу ногу, а за ним - вереница заспанной челяди, все серые, как мыши.
В камине снова трещали поленья, распространяя благотворное тепло. За карточным столом шла игра, как ни в чем не бывало. Прекрасная Дельфиния, раскинувшись на диване, шалила с Бутурлиным, подставляя ему губки, да не давая их поцеловать. Прекрасная Мерсинда восседала на ковре между Сереженькой и гренадерским поручиком...
И Авросимов медленно опустил на ковер Милодору и сам уселся рядом.
- Непонятно, непонятно, - засмеялся он, как бы играя со своим страхом, как бы дразня его. - Вот он выберется из лохани да поглядит на себя самого позор. А выберется ли?.. Он уж с час как покойник!.. - и он потускнел и почти крикнул в отчаянии: - Зачем же так-то помирать, господи! Уж лучше бы от злодейской пули... И то лучше...
И он погладил притихшую Милодору по волосам, словно надеясь услышать от нее ответ на свое восклицание, и она, всхлипывая, сказала:
- Я им сказывала: не пейте с лохани-то, вы же не волк какой-нибудь... А они мне: нет, волк... И так-то на карачках, на карачках... Меня с собой звали: идите, говорят, волчица... Да нешто можно с лохани? В нее ж Мерсинду
- Как же это, Милодорочка, - спросил наш герой, - так он и пил по-волчьи-то?
- Так и пил, - сказала молодая дама. - Я заснула на кушетке, а он пил да пил...
- И сейчас пьет? - растравляя рану, полюбопытствовал Авросимов.
- Сейчас его тело небось уж домой отвезли..
- А у него нешто есть дом, прекрасная Милодорочка?
- Да ну вас, - отмахнулась она.
И они снова стали пить бокал за бокалом, все больше чувствуя тепло друг от друга.
И вот, когда уже в который раз погасли поленья в камине и последние свечи оплыли окончательно, распространяя душный, хорошо вам знакомый аромат, а в озарении одного или двух догорающих, почти тлеющих огарков игра не вязалась, а желания заново освещать залу уже не было, тогда молодые люди, вполне пришедшие в себя, встали один за другим и молча направились в прихожую, оставив в зале все как было: бутыли, куски недоеденных яств, кучки пепла от трубок по углам и нашего героя с его дамой.
Пока они одевались в прихожей, молчаливые и строгие, как судьи, по залу засновали безликие и нагловатые тени, набежавшие из пробудившейся людской. Их было много, и они были бесшумны и деловиты, приводя в порядок помещение, придавая ему жилой и благополучный вид после долгого и отчаянного сумасбродства.
