— Это заклинание — одно из трех запрещенных заклятий, за использование которых полагается пожизненный срок в Азкабане, — продолжил Аластор. — Его невозможно отразить магией, можно только увернуться или подставить под удар массивный предмет, например, этот стол. Также можно трансфигурировать из воздуха очень толстую стену — в этом случае сработает даже наколдованная защита. Но такая трансфигурация — удел редких мастеров. Лично я не способен так быстро создать настолько большой объект из воздуха. А я далеко не слабый волшебник.
— А почему оно является запрещенным? — уточнил я.
— Любое из этой тройки в буквальном смысле подтачивает человека. Смертельное заклятье — разжигает желание убивать снова и снова. Пыточное — причинять боль. Подчиняющее — наслаждаться властью. Ты можешь использовать разные чары в бою. Но эти три влияют на своего создателя сильнее всего. Нужно обладать железной волей, чтобы не поддаться искушению.
— Тогда почему это заклятье не убило меня? Ведь, если верить мадам Помфри, на кладбище в меня снова попала Авада.
— Пока ответа на это не дали ни умники из отдела Тайн, ни практики вроде меня или Дамблдора, — покачал головой Аластор. — Что-то в тебе есть... непонятное. Как и эта твоя защита разума, будто Круциатус что-то перестроил у тебя в голове, и теперь на тебе не срабатывают заклятья чтения разума.
Глава 4. Дуэлянт.
30 июня 1995 года. Хогвартс.
Бледно-лиловые сумерки уже сменились ночной темнотой, когда я сумел выбраться из Хогвартса. Выбрался совсем по старинке — с помощью связанных толстых обрывков одной из простыней. Пожалуй, с таким «снаряжением» я выходил в дикие пустоши или леса только на первом курсе Академии. Из оружия — дрянной нож, стащенный сегодня за обедом и заткнутый за обмотавшую предплечье в пару слоев ткань. Из заклинаний — выученное сегодня не слишком полезное слабенькое Режущее, да Люмос.
Тело Поттера не было приспособлено к ночной темноте. И первые пару сотен метров по лесу я прошел практически вслепую, не рискуя зажигать огонёк Люмоса.
Лес жил своей загадочной жизнью. Крошечные светляки перелетали от одного куста к другому, гулко ухала одинокая сова. Изредка дул почти по-осеннему прохладный ветерок и тревожил шуршащие листья своим прикосновением. Лес жил своей жизнью, и ему не было никакого дела до подростка в ученической мантии, пробиравшегося через подлесок. Пока не было.
Нетренированное тело казалось таким неуклюжим. Всё, на что меня хватало — не слишком трещать ветками и не ломать по дороге кустарник. Мантии Поттера были из отвратительно тонкого материала, — и мне явно понадобится помощь кого-то из домовых эльфов, чтобы затянуть все царапины от шипов, веток и колючек к утру.
