Предшествующие исследования облегчают нашу задачу. К примеру, покойный Дэвид Хэммонд-Тук[107] (Hammond-Tooke 1997) представил в свое время замечательный обзор антропологии в ЮАР, охватывавший 1920–1990-е годы, а Джон Шарп еще в 1980 г. заметил, что в рамках антропологии сосуществовали два различных направления (Sharp 2001, 2002)[108]. Другие весьма полезные статьи включают обзор Роберта Гордона и Эндрю Шпигеля (Gordon, Spiegel 1993), представляющий собой реакцию на более ранний обзор Б. По (Pauw 1980), а также инаугурационное обращение Адама Купера на первом общем собрании южноафриканских антропологов в 2001 г. (Kuper 2002). Тем не менее предлагаемый ниже очерк — по преимуществу продукт нашего собственного опыта и взглядов, а также того контекста, с которым мы лично связаны (в частности, того факта, что оба автора — бывшие члены кафедр, на которых преподавание антропологии и антропологические исследования имели длительную традицию [более 70 лет в Претории и более 60 — в Грейамстауне]).
Одно из наиболее распространенных клише о развитии этой дисциплины в Южной Африке — утверждение о существовании двух далеких друг от друга и взаимно несовместимых исследовательских традиций. Считалось, что подавляющая часть антропологов/этнологов, говорящих на африкаансе, проводили свои исследования в традиции немецкой Volkskunde (или, как ее называли здесь, volkekunde), поддерживавшей систему расовой сегрегации, известную как апартеид[109], в то время как их англоязычные коллеги работали в рамках социальной антропологии (преимущественно британской) и в основном находились в оппозиции к апартеиду[110]. Купер резюмирует содержание этого клише в утверждении, что volkekunde «целенаправленно развивалась как идеологическая подкладка апартеида» (Kuper 1987: 2). Однако в реальности трудно отыскать южноафриканского антрополога (независимо от ее/его первого, т. е. родного, языка!), который бы никогда не работал в той или иной форме на бывшее правительство в период до 1990 г., например, как консультант правительственного агентства или департамента. Это то, что Хэммонд-Тук довольно наивно объясняет нехваткой в то время рабочих мест для англоязычных антропологов (Hammond-Tooke 1997).
Следует сказать, что работа нескольких выдающихся современных ученых, говорящих на африкаансе, например таких, как Майк де Йонг, Крис де Вет или Кис ван дер Ваал, осуществляется в рамках лучших традиций «международной» социальной и культурной антропологии и оставалась таковой даже в годы апартеида.
