– Садитесь, – предлагает он.
– Сядем, – весело отвечает Светка, а сама суетится: набивает продуктами тумбочку, а сверху, на крышку , положила несколько «систем», свежие газеты.
И потом только садится рядом с Павликом на подставленную им табуретку.
– Как там, дома? – выдержав паузу, смотрит на детей Скороход.
– Нормально, – кивает Павлик.
– Дома хорошо, – улыбается Светка.
Молчат. Скороход, видимо, вспомнил дом, который стоит почти в самом центре райгородка; от Гомеля, где он теперь лежит в пульманологии, полчаса езды на автобусе.
– Сено затащили на чердак? – Скороход посмотрел на капельницу, на детей.
– Ага. Затянули. И сразу к тебе, – ответила Светка.
– Одни? Или Верка со своим помогли?
– Одни...– опять ответила Светка.
Скороход недовольно хмыкает:
–А они, вишь, запанели. Только деньжат дай, батька. А фигу! Хватит! Всему когда-нибудь бывает конец!.. Свадьбу им сделай, еще какую-либо ерунду придумают. Я это им вспомню. Спать они будут мне в обнимку! А... а торфокрошку в хлев они хоть занесли? У ворот лежала куча. Я их просил, прежде чем в больницу уехать.
– Не видела я, – неуверенно шевельнула плечом дочь.
– И я не видел, – соврал Павлик, поскольку торфокрошка как лежала, так и лежит на том же месте.
– Ослепли, вижу, все,– ворчливо выговорил Скороход. – Лечиться надо. Очки покупать.
– Папа, – постаралась улыбнуться Светка, – тебе же нельзя волноваться. У тебя же сердце больное.
Вроде бы внял совету дочери. Но через минуту поинтересовался:
– Липу на дрова попилили? Или так и лежит?– Ясно, – опять скривился весь, вроде от зубной боли. Как день ясно. Вам бы только всем тянуть из меня последние жилы. Только бы есть да пить. Чувствую, без меня там и кролики подохнут. Павел, кролов кормишь?
– Кормлю...– Павлик потупился.
– «Кормлю...» , видать, кинешь одну на всех свеклину – и гулять. Смотри у меня, за каждого ответишь!.. За каждого!.. Спрошу!.. Тачанку, мать вчера говорила, сломали. Кто сломал? Молчите. А что тут скажешь? Ломать не строить, мать вашу!.. Вы хоть печь не развалите, пока я в больнице. Света!
– Ну, чего? – на глазах дочери показались слёзы.
– Ты не плачь, не плачь. Москва слезам не верит, а я что – должен верить? Не плачь. Помогай матери. Хватит баклуши бить, хватит!..
– Помогаю... – дочь вытерла носовым платком слёзы.
– Знаю, как ты помогаешь. В отличие от вас, я не слепой. Знаю-ю... Р...работнички, мать вашу!..
Светка и Павлик сидели перед отцом и плакали. Не стесняясь даже усатого дядьку, Петровича, который сперва ковырялся в свертках с едой, а тогда, увлекшись, разинул рот и следил, краснея, за Скороходом.
