– Ты показала этой глупой корове, что здесь не место для ее спектаклей. Я бы поступила точно так же.
– Но я ведь встречалась с ее мужем. Она вправе злиться на меня.
– Только зачем устраивать разборки на публике? Мне было бы стыдно выставлять себя такой дурой. А тебе?
– Конечно, но ее эта история сильно задела. Она наполовину итальянка, а ты знаешь шуточки насчет знойных южных женщин… Думаю, она еще держалась в рамках. Ей просто хотелось поквитаться с соперницей. А когда она увидела, что я ей, в общем-то, и не соперница… Не знаю. Мне показалось, она даже обрадовалась. Все могло быть хуже.
– Так ты действительно с ним встречалась? Все было так, как ты говорила? И как она говорила?
– Можно сказать, что я с ним встречалась. Но пылкой страсти между нами не было, если ты это имеешь в виду.
– Разве он не староват для тебя?
– Да. Но все уже кончено.
– Ну, развлекла она нас. Я слышала ее крики. Думаю, весь наш паршивый городишко их слышал! Не утерпела и спустилась вниз: узнать, из-за чего шум. Первый скандал в нашем магазине. Тебя можно поздравить, Роберта П.
– Дженна!
– Да?
– Я хотела немного посидеть в одиночестве. Мне нужно прийти в себя. Ты не возражаешь?
Дженна смотрит на меня, как девчонка, которую отчитали за прилюдное ковыряние в носу. Потом невозмутимо пожимает плечами:
– Конечно.
И уходит.
12 ноября 1940 г.
Моя дорогая Доротея!
Что-то давно я не получал от Вас писем. А ведь сегодня – день Вашего рождения. Я помню эту дату и шлю Вам свои многочисленные поздравления. Надеюсь, у Вас все благополучно? У меня – более или менее. Нам бывает что не продохнуть. Изо всех сил стараемся защищать Лондон, но это не всегда получается. В ночные часы мы беспомощны, и наша беспомощность грызет нас, не давая покоя.
Надеюсь вскоре Вас навестить. Возможно, в первую неделю декабря. Вы не возражаете? Приеду на день. От силы на два, но дольше не получится. К нашему общему огорчению, в октябре мне увольнительной не дали. Надеюсь на декабрь. Я устал и хочу немного отдохнуть, сменить обстановку. Побыть рядом с Вами. Посидеть за чаем, поговорить. Комнатка с небольшой кроватью представляется мне райским уголком. Доротея, мне так хочется покоя.
До декабря.
Ваш Ян
Длинными вечерами Дороти не раз вздыхала о ярком солнечном свете, при котором ей было так легко шить. Они придвигала керосиновую лампу поближе, зажигала еще несколько свечей и щурилась, вглядываясь в шитье. Булавки она, по привычке многих швей, держала во рту. На среднем пальце удобно сидел ее потемневший от времени наперсток. Под песни Билли Холидей и болтовню девочек она думала о Яне. О том, что он вдали от нее и каждый день рискует собой. При всей его силе и храбрости, он не застрахован от случайностей ни днем ни ночью. Вражеская пуля, загоревшийся мотор – и стремительное падение в холодную, темную морскую воду. Дороти гнала эти мысли, но они упрямо возвращались.
