Часть бумаг Лехтинена была в коробке у меня под столом. Основную массу хранил дома на кухне в нижнем шкафу. Я взял первую попавшуюся стопку, начал перелистывать. Понял, что слишком устал.
Пожелал Похьянхеймо и Ханникайнену – они еще оставались в редакции – поскорей вернуться домой к семьям. Прошел пару сотен метров по морозу и под снегом до станции метро. Под козырьком цыгане-побирушки в ободранной одежде заедали свое несчастье дешевой булкой из «Макдоналдса». Несколько на редкость молодых наркоманов в модных кроссовках и джинсах, с фирменными рюкзаками пререкались друг с другом, спрятавшись под уродливым стеклянным входом в подземку. В гордом одиночестве спустился по эскалатору. Когда подъехал поезд, я сообразил, что от Паулины не получил за день ни весточки. На станции «Херттониеми» пересел на автобус и начал петлять по темным улочкам в сторону дома.
Ничто не указывало на то, что домой возвращается журналист-герой.
Нашел Паулину на кухне.
– Как Элла?
– Хорошо, – ответила она, стуча по клавиатуре.
– Ты прочитала статью?
– Не успела еще. Мне пришлось в жуткой спешке готовить ей завтрак сразу же после того, как я перебинтовала Элле руку.
Мы посмотрели друг на друга. Не слишком ласково. Достал из холодильника пакет черничного киселя, налил стакан и уселся напротив Паулины. Она оторвала глаза от экрана, стянула резинку с хвоста и, качнув головой, разметала волосы.
– Мы спешили, – сказала Паулина. – Вообще-то тебе стоило хотя бы предупредить, что ты уйдешь так рано. У меня чуть все не пошло наперекосяк – мне нужно было успеть на собеседование.
– На собеседование? – спросил я и тут же понял, что сглупил.
– Ты не помнишь.
Я не помнил, а сейчас вспомнил. Собеседование с потенциальным работодателем, Паулина же так волновалась по этому поводу много недель подряд.
– Слушай, извини, – включился я. – Это мое…
– Вот именно – твое.
– Все так быстро.
– Для тебя.
На дне стакана оставалась еще капелька киселя – точно свернувшаяся кровь. Не знаю, почему именно такая ассоциация.
– Ты, все ты, все ты…
Я просто разбит от усталости. Уже поздно. Я совершил ошибку, и теперь это гложет, кроме всего прочего. Паулина резким движением завязала хвост.
– Как прошло собеседование? – попытался было я.
– Иди ты на хрен, – произнесла Паулина тихим голосом, но так, что сомнений не оставалось.
Она откинулась на стуле и скрестила руки на груди: такого взгляда, как сейчас, я никогда не ощущал.
– Ладно, но учти, это не я прекратил попытки, – сказал я.
