Темноволосый не смутился откровенным высокомерием. Он кивнул в сторону двери, из-за которой раздавался глухой бубнеж:
— Не вызывали?
— Уже.
— Чего ждешь?
— Велели оставаться здесь.
Елки-палки, если он не замолчит, пропущу самое интересное.
— Нет, нет и еще раз нет, — прогудел голос Стопятнадцатого. — Воздействие кого-либо из студентов также исключено. Щит неприкосновенности отражает любое влияние извне. Прежде всего, с целью сохранения авторитета перед учащимися.
Я хмыкнула. Лютику щит не очень-то помог в создании и сохранении авторитета.
— Все же рекомендую обратить внимание на новенькую, — ответил мелодичный голос Евстигневы Ромельевны. — Во время инцидента она находилась в непосредственной близости от преподавателя, так что не сбрасывайте со счетов данную версию. За неполные два дня это второй случай с участием вашей подопечной. Совпадение не наводит вас на некоторые размышления? Проведите необходимые тесты и дайте, в конце концов, заключение о произошедшем. Мне нужно что-нибудь ответить родителям учащихся! Что я скажу, а, Генрих Генрихович?
— Уверяю, в дополнительных тестах нет необходимости, — убеждал проректрису Стопятнадцатый. — У девочки относительный и абсолютный висорические потенциалы равны нулю.
За дверью воцарилась тишина. Я бы сказала, она искрила изумлением. Да, Евстигневе Ромельевне было отчего подавиться молчанием. В частности, она могла бы спросить, что забыла в институте с висорическим уклоном девочка с абсолютным отсутствием таковых способностей.
Усмешка темноволосого парня стала похожей на хищный оскал. Он разглядывал меня словно мерзкую букашку, после чего, поднявшись, прошествовал к выходу, неспешно открыл дверь приемной, и, выходя, обернувшись, бросил многообещающе:
— Адьёс!
Загадывая о неделе в институте, я глубоко просчиталась. Мне хватило двух дней.
На угольно-черном утреннем небе таяли россыпи бледнеющих звезд, легкий морозец пощипывал щеки. Я сидела на крыше главного корпуса, куда забралась через чердачное окно, и банально замерзала. Почему? Ноги подгибались от панического страха при мысли о предстоящих занятиях. В воображении проплывали картины лиц, смеющихся и показывающих пальцами, перешептывающихся и кричащих правду в лицо. А правда такова, что у меня нет способностей. Совсем.
И всё же холод выгнал меня с крыши. Слабачка. Струсила. Не хватило решимости превратиться в сосульку. Хотя нос обморозился, и онемевшие от холода пальцы немилосердно защипало в тепле.
