Круг зари | страница 27



Делили хлеб военный пополам
Да часто ночью слышали, как мыши
Голодные шуршали по шкафам…
Война отгрохотала… Над рейхстагом
Поставили солдаты точку ей.
И брат мой тоже бился где-то рядом,
Дожить мечтая до желанных дней.
Я — это он перед морозом лютым,
Не гнется и работает как черт!
Я — это он на совесть другом чутким
Навстречу слабым сквозь пургу идет.
Я — это он, горяч и непоседлив,
Жить и работать учит молодежь.
Я — это он бандита обезвредил,
Занесшего над человеком нож.
И если бы случилось вдруг иное:
Не он, а я погиб на той войне,
Себя он так же называл бы мною…
Ручаюсь, не ошибся бы во мне.

* * *

Стальной броней России стал
наш город, в бой идя уверенно…
Магнитогорской марки сталь
не подведет —
сто раз проверено.
Такое чувство на душе,
как будто я отмечен орденом.
Кусочек стали я держу
в руке,
как сердце нашей Родины.

КРАНОВЩИК

Мерило жизни нашей —
                                     честный труд.
Я, крановщик,
«воюю» в скромном чине.
Бананы в нашем цехе
                                 не растут,
хоть африканский зной
                                    в моей кабине.
Ведь подо мной
                        мартеновская печь,
в ее груди огонь металла бьется —
и надо сохранить и уберечь
в ковшах
              частицу собственного солнца.

Николай Худовеков,

журналист

ОДНА НОЧЬ

Очерк

Отпуск для журналиста — это та же творческая командировка, блокнот с адресами и постоянная готовность к поиску. Я прилетел из Магнитогорска на родину в Архангельск и разыскал строителя Магнитки, ветерана войны Алексея Сергеевича Устюжинского.

Оказалось, мы оба помним одну и ту же ночь сорок второго года. Он был участником событий, а я, по малолетству, свидетелем. У детей войны особенная память: я помню и пожары, и то, как бабушка тащила меня в охапке от полыхавшей нашей Северодвинской улицы в какой-то подвал.

С Устюжинским мы прежде никогда не встречались, но с первой минуты разговорились так, словно давно-давно были знакомы.

И уже невозможно было пройти мимо той ночи и тех двух городов, которые породнили нас.

…Северное лето проходит незаметно. Еще август не кончился, а блеклый палый лист липнет к дощатым тротуарам и темным от дождя бревенчатым двухэтажным домам, которыми издавна застроен почти весь город.

Работа в мастерской лесотехнического института, куда с первых дней войны запихнули Алексея, признанного по зрению непригодным для армии, была не тяжелой, но изматывала спешкой. К себе в общежитие, чтобы рассеяться, он пошел пешком по набережной. С утра над городом бродили косматые тучи, серая Двина словно бы вздулась, и плотная морось над ней совершенно скрыла и без того еле различимый противоположный берег. Но к вечеру немного прояснилось.