Он опять приложился к бутылке. «Безполезняк» — опять наши слова на вооружение взял. Чудак, наверное, думает, что это нормальный литературный русский язык. Надо же, проклятая секретность! Мои же данные скрывают от меня же? Вернее, наработки на основе их. У седьмого отдела, запущенная паранойя.
Поговорив еще полчаса о всяких посторонних вещах, он собрался уходить. Я проводил его до двери, открыл. Снаружи как всегда стояла охрана из морпехов. Уже с двумя собаками. Черными немецкими овчарками. Здоровыми словно мутанты. Где они таких вообще взяли? Овчарки почему-то начали гавкать куда-то в темноту, как только я вышел на порог и пропустил мимо себя Гарвиса. Морпехи переглянулись и сняли М4 с предохранителей. Гарвис потянул из наплечной кобуры блестящий от никеля французский револьвер — питон 357 и словно ковбой из вестерна нацелил его туда, куда лаяли наши овчарки. Из темноты сумерек вынырнул другой морпех и поднял ладонь. Делая знак что все в порядке. Морпехи с нашей стороны опустили оружие, расслабившись. Дальше действие развивалось как в замедленном кино. Гарвис опустил оружие вместе со всеми. Но собаки! Они не перестали лаять! И лаяли они на этого морпеха. Спокойно и уверно двигающегося в нашу сторону. В черных перчатках без пальцев, сжимавшего ФАМАК — бельгийское укороченное штурмовое ружье. Это длилось какую-то секунду не больше. Он открыл огонь сразу, как мы расслабились. Я словил несколько пуль, с тупым всхлипом вонзившихся в мое тело на уровне живота, разрывая внутренности обжигающей болью. Гарвис толкнул меня вбок и падая со мной выстрелил из своего «громобоя», попав в бронежилет морпеха и отбросив его на спину. Револьвер в темноте полыхнул огнем, осветив на секунду крыльцо желто-красным пламенем. Один из морпехов упал срезанный очередью, разделив ее пополам со мной, второй успел прыгнуть вперед с лестницы и перекатившись через голову всадил пули в своего же, спешно поднимающегося после выстрела Гарвиса, «товарища». Я тупо ударился об землю, отозвавшееся болью тело, уже не слушалось. Голова болталась, как у куклы. Я словно ушел из своего тела и наблюдал это действие — совершенно неожиданное и непонятное — со стороны. Очередной ливень воспоминаний хлынул в этот же момент в голову. Это подлые отрывки прошлого вылезали только под сильным стрессом. И никак по-другому. Это было настолько важно, что я заставил шевелиться свои окровавленные губы. Шепотом, почти на грани слышимости.
