— Что там, нонно? Можно, я пойду посмотрю?
— Не ходи туда, Сильвестрино, там страшно. Но запомни это место. Немцы убили здесь ни в чем не повинных людей.
Стадо медленно побрело от Ардеатинской дороги. Издалека доносились выстрелы. Затем все стихло. А потом небо вдруг будто бы раскололось. В предрассветной мгле раздался взрыв, и столб дыма поднялся над Ардеатинскими пещерами.
— Святая Мария, спаси невинных и покарай злодеев!
Никола д’Аннибале взял за руку внука и засеменил быстрее за овечьим стадом…
Подполковник Капплер возвращался в Рим по Аппии Антике в автомашине вместе с майором Хенке. Майор, откинувшись на заднем сиденье, разглагольствовал:
— Ну вот, подполковник, вы начинаете потихоньку исправляться: и вы и ваш заместитель. Майор Петер Кох провел вместе со мной артистическую операцию. После премьеры «На дне» состоялась премьера на римском кладбище— хоронили актеришку, который в качестве «человека» посмел оскорблять офицеров рейха. Театр уехал. Гастроли закончились и вряд ли возобновятся. Макаронники трусливы как зайцы. Стоило щелкнуть их по носу, и они разбежались по кустам. Вы тоже молодец, подполковник. Так оперативно расстрелять три с лишним сотни человек… Ювелирная работа!
— Я выполнял свой долг солдата, майор.
— Совершенно верно. Поэтому вместо Восточного фронта вас ждет чин полковника, не меньше! Приношу вам самые искренние поздравления.
— Благодарю. Однако я устал. Давайте помолчим, майор.
— Конечно, конечно… Я бы вас попросил только подойти завтра, то есть уже сегодня, в комендатуру. Некоторым образом продолжение ардеатинского спектакля. Будет расстреляна за связь с партизанами Людмила Южина.
— А почему ее нельзя было прикончить вместе со всеми в Ардеатинах?
— Опять вы прямолинейны, подполковник. Ну разве так можно? Сегодня саперы взорвали пещеры, чтобы никто не мог добраться до трупов. Мне же, наоборот, необходим труп этой партизанской девки. Для чего? Очень просто. Его отдадут безутешному отцу господину Южину, а мои люди посмотрят, кто придет на ее похороны.
— А вам что-нибудь удалось узнать от нее?
— Мне — нет, несмотря на обработку физическую и психологическую. Но сейчас, именно в этот момент, у фрейлейн Людмилы сидит один святой отец, который узнает от нее все, что мне необходимо…
* * *
Нет, это не было страшным сном. Медленно возвращавшееся сознание порождало все усиливающуюся боль. Саднило обожженное лицо, на губах запеклась кровь, ломило вывернутые руки. Людмила попыталась повернуться на каменном полу узкой, как траншейная щель, камеры, куда ее, бесчувственную, бросили после допроса. С трудом перевернулась на живот, поползла к стене, около которой глаза различили очертания тюремного топчана. Преодолевая мучительную боль в руках, приподнялась над краем топчана, перенесла ставшее непослушным тело на голые доски, прикрытые какой-то драной рогожей. Память безжалостно начала прокручивать кадры минувших событий.
