Отец Георг сжал мою ладонь своей рукой и замотал головой:
— Это не так, Кысей. У тебя все получится.
— Да нет же! Отец Георг, я мог сегодня отказаться от ее помощи в дознании. Мне достаточно было сказать воягу, что я сам справлюсь. Но я знаю, что это не так. Что Лидия… Это в ней достаточно силы, чтобы уничтожить колдовство недрогнувшей рукой, а я же буду сомневаться, медлить, обманываться, оступаться…
Старик встал и кивнул мне на святой символ, изображенный перед алтарем.
— Посмотри туда, Кысей. Святой символ бесконечной веры. Знаешь, в чем заключается его сила? В том, что вера абсолютна и бесконечна, потому что ее разделяют с тобой другие божьи создания. И у тебя вся их сила, пока ты веришь. Это ты силен, а не Лидия. Она слаба, потому что в ее сердце нет веры, понимаешь? Она безбожница, и как бы она ни старалась, ей никогда не стать сильнее тебя, потому что ты — Веришь. Запомни это. Ты думаешь, что раз тебя одолевают греховные мысли, то ты слаб? Истинная сила ведь не в том, чтобы укрыться от всех ошибок или искушений, а в том, чтобы иметь силу им не поддаться, даже если они тебя окружают. Много ли воли надо, чтобы держать пост, если в твоем доме нет еды? А если ты сидишь за щедрым столом с друзьями, которые тебе угождают? Помнишь, что я тебе говорил про Лидию? Будь к ней снисходителен, прими ее как испытание своей веры, тогда ты…
Я горько покачал головой:
— Отец Георг, ее слишком много, понимаете? Она влияет на меня, заставляя иногда действовать или мыслить, как она… Я боюсь, что когда-нибудь стану таким же бесчувственным, как Лидия…
Старик уверенно ответил:
— Но ты тоже на нее влияешь, Кысей. Не сомневайся. И больше, чем ты думаешь. Возможно, сила твоей веры даже сможет изменить ее, вернуть на путь Единого, кто знает…
Я отдала пару мелких поручений Антону и Тени, на ватных ногах поднялась к себе в комнату, упала на кровать, мысленно обещая себе лишь чуть-чуть перевести дух, и провалилась в липкий кошмар душного послеобеденного сна. Измученный разум метался в жестоких тисках памяти, порождая чудовищ, что терзали мое тело и душу, заставляя вновь и вновь переживать прошлое. Тянущая боль в пустом чреве, ощущение расплывающегося под тобой пятна крови из оскверненного бесплодного лона, отвратительно липнущая к телу простыня, беспомощная слабость, когда нет сил даже пошевелить губами, чтобы позвать сестру, но самое страшное — это звук. На грани слышимости, детский плач, такой жалобный скулеж, что сердце кровью обливается, ты хочешь встать к своей нерожденной девочке, успокоить ее, а ноги не слушают, словно и нету их вовсе…
