— И что бы это должно было означать? — спросил он меня утром.
— Может, ваш сон означает исполнение желаний? — выдвинул предположение я. На это он сказал, что никогда в жизни не мечтал, чтобы кайзерша целовала ему ноги.
— Напишу-ка я жене, — продолжил он задумчиво, — у нее есть сонник. Пусть там посмотрит, к чему снятся генерал, кайзер, орден, сражение, грудь и спина.
Пока он писал перед палаткой, появился возбужденный мальчишка, то есть Л.
— Что случилось?
— Меня обокрали!
— Обокрали?
— Утащили мой фотоаппарат, господин учитель.
Мальчишка не мог прийти в себя.
Фельдфебель смотрел на меня. «Что делать?» — читалось у него во взгляде.
— Объявить построение, — распорядился я, потому что ничего лучшего в голову мне не приходило.
Фельдфебель облегченно кивнул, приковылял на центральную площадку, где развевалось знамя, и взревел как старый лось:
— По-о-олк, строй-ся!
Я повернулся к Л.
— Ты кого-нибудь подозреваешь?
— Нет.
Полк построен. Я всех опросил, никто ничего сказать не смог. Сходили с фельдфебелем в палатку к Л. Спальник его лежал сразу налево от входа. Ничего мы не нашли.
— Вряд ли, — сказал я фельдфебелю, — это кто-то из наших, иначе бы кражи происходили и раньше. Я подозреваю, что часовые у нас пока что несут караул не очень-то добросовестно и кто-то из шайки сумел к нам проникнуть.
Фельдфебель дал добро, и мы решили на следующую ночь часовых проверить. Вот только как?
Приблизительно в ста метрах от лагеря находился сеновал. Там мы и хотели заночевать и проследить за часовыми. Фельдфебель с девяти до часу, а я с — часу до шести.
После ужина мы потихоньку выскользнули из лагеря. Никто из ребят нас не заметил.
Я поудобнее устроился в сене…
В час будит меня фельдфебель.
— Пока все в порядке, — докладывает.
Я выбираюсь из сена и занимаю пост в тени сеновала…
Да, именно — в тени. Ночь такая лунная.
Волшебная ночь!
Я вижу лагерь, различаю часовых. Сейчас их хорошо видно. Они стоят неподвижно или прохаживаются в ту или в другую сторону. Часовые — западный, восточный, северный, южный — по одному с каждой стороны. Стерегут свои фотоаппараты.
И пока я сижу так, мне вдруг вспоминается картина, та, у священника. Такая же, как была у моих родителей.
Идут часы. Я преподаю историю и географию.
Мне нужно объяснить, какова форма Земли и рассказать ее историю.
Земля пока еще круглая, но истории стали квадратными.
Вот сижу тут, боюсь закурить, стражников стерегу.
И правда: работа больше меня не радует.
Ну почему мне опять пришла на ум эта картина?
