Из речи Уинстона Черчилля в Палате Общин 4 июня 1940 года
Британии и Франции пришлось выбирать – война или бесчестье. Они выбрали бесчестье. Они получат войну.
Неужели единственный урок истории в том, что человечество не способно учиться?
Пожалуй, лучше быть безответственным и правым, чем ответственным и не правым.
Речь Черчилля после Дюнкерка стала настоящей сенсацией. Ее цитировали, ею восхищались, англичане почувствовали в ней дух нации. Известны, например, слова из письма одной дамы к ее американским друзьям: «Вот уж действительно, г-н Черчилль настоящий бульдог. Он просто воплощение национального бойцовского духа, типичный англичанин в бою – никогда не уступает и готов с радостью распилить салонный рояль на дрова, лишь бы огонь в очаге не погас… В конце концов, он приползет… весь в крови, но счастливый и с сердцем врага в зубах…»
«Черчилль сам демонстрировал неистовую активность и продуктивность на Даунинг-стрит, 10, – пишет Пол Джонсон. – Ему было шестьдесят пять, однако он выглядел воплощением неиссякаемой энергии. Он работал по шестнадцать часов в сутки и хотел, чтобы все следовали его примеру… Черчилль специально придумал для себя и стал носить костюм «сирена», что-то вроде рабочего комбинезона. Его можно было легко снять и так же легко надеть, в нем можно было вздремнуть в перерывах между ночными совещаниями. Публика называла этот наряд «rompers», и это стало еще одним элементом набиравшей силу «легенды Черчилля». На самом деле, благодаря Клемми, эти комбинезоны в большинстве своем были сшиты из дорогих тканей – вельвета, шелка или шерсти и предназначены для светских приемов в столовой зале бомбоубежища на Даунинг-стрит… Рабочий комбинезон во время войны стал его каждодневной одеждой и отличным инструментом пропаганды. Он надевал его в приемные дни, когда горячие новости и короткие отчеты публиковались под знаменитым заголовком «События дня». Бесконечные серии срочных запросов начинались так: «Прошу предоставить мне информацию на пол-листа о том…». Ответы запрашивались немедленно. У Черчилля были команды т. н. «секретарей для диктовки», которые работали на протяжении многих часов. Он бывал резок или груб, забывал имена, порой выходил из себя. Но одновременно он улыбался, шутил, пускал в ход все свое очарование. Все они его любили и гордились этой работой. Они помогли ему вернуть жизнь и энергию на Даунинг-стрит, 10, заразить этой энергией всю старомодную, ленивую, медлительную и громоздкую правительственную машину, которая до той поры едва скрипела…» Такой ритм жизни не прошел для Черчилля даром, здоровье его было уже не то, что в молодости. В декабре 1941 года он даже перенес небольшой сердечный приступ. Но его энергию это нисколько не уменьшило – других он не щадил, и себя тоже не собирался.
