- Здорово, братцы! - приветствовал их Тугарин.
- Здравия желаем, ваше высокоблагородие! - подтянуто, дружно ответили солдаты!
- Что же это ваши пушки повесили носы?
- А это уж не ваша забота, - улыбаясь, молвил бравый унтер-офицер, начальство приказало, а нам хоть бы что.
- Какое начальство?
- Новое! Приезжал на машине вольный один, патлатый... Бог его знает, кто. Назвался, что мужицкий министр он, Чернов по фамилии. Поставьте, говорит, пушки этак. Мы и поставили. Сказывают, Корнилов идет. Разогнал бы эту сволоту. Смотреть противно, что делается.
- А сзади вас что? - спросил Тугарин.
- Да там верст за пять рота семеновцев.
И, действительно, вскоре наткнулись всадники на большую пехотную заставу. Шагов за восемьсот пехота выкинула белый флаг. Оказалась рота семеновцев, не запасной сброд, а настоящие, побывавшие в боях гвардейцы.
И здесь то же самое, что и на батарее: удовольствие, что наконец-то "разгонят эту сволоту". Теперь уже не было никаких сомнений: Петроград можно голыми руками взять.
- Счастливого пути! - пожелали семеновцы.
- Увидите, мы возьмем Петроград. Мы - разъезд конного Ингушского полка! - с каким-то мальчишеским задором похвалялся Раппопорт.
- Как это дико все, в конце концов. Я, помощник присяжного поверенного, интеллигент, горожанин, трясусь на высоком азиатском седле, одетый в черкеску, которую видел раньше только на картинках, а другой, такой же, как и я, помощник присяжного поверенного, горожанин и интеллигент, сидит в Зимнем дворце притворяясь, что властвует над Россией, и мы с ним враги. Мы, какой-нибудь год назад уничтожавшие бутерброды в буфетной комнате окружного суда. Разве это не дико, разве не дико, что я прапорщик Ингушского полка, а он - глава Временного правительства?
Не встретив больше на пути никаких батарей, никаких пехотных застав, разъезд, втянувшийся в предместья столицы, миновал Триумфальную арку Нарвских ворот. Отсюда началось уже соприкосновение с Петроградом.
Кучи солдат, бродивших по улицам, одуревших от безделья и лузганья семечек, завидев всадников в непривычной для глаз форме, кидались в первую попавшуюся подворотню, кидались с криком:
- Черкесы пришли!
И это "черкесы пришли" бежало вперед назад, вправо и влево.
Через час-другой уже не было в Петрограде улицы, не было квартала, где бы "своими собственными глазами" не видели бы черкесов. Никогда не -воевавшие солдаты и рабочие говорили об этом со страхом, боясь расплаты за свои безобразия и бесчинства. Обыватели, жертвы всех этих безобразий, говорили о черкесах с восторгом. Наконец-то они сметут заодно и слюнявую керенщину, и разбойно-большевистский совет!
