Энгман беспокойно ерзает взад и вперед на своем сидении. Он перегибается то вправо, то влево, стараясь высмотреть, что-нибудь у мотора. Но там ничего подозрительного…
Я тоже выворачиваю себе шею, поочередно склоняясь от правой бортовой стенки к левой, а оттуда – опять назад. Крепко уцепившись за кабан, я вытягиваюсь на цыпочках и смотрю через крылья вверх… Нет, нигде еще не видно следов разрыва…
Когда же, наконец, вынырнет снаряд! Хоть бы скорее!… Под нами медленно уходят назад окопы, очень медленно (так нам кажется сверху), хотя мы летим со скоростью в 150 километров в час…
А выстрела все еще нет!… Здесь Энгман не нуждается в моем похлопывании: он в точности знает, что ему надо делать. Хотя момент для увертывания от разрыва гранаты еще не подоспел, мой пилот уже летит не по прямой линии, а каждую четверть минуты меняет направление; он делает это очень осторожным, едва заметным передвижением руля поворотов, чтобы не возбудить внизу излишнего внимания неприятельских артиллеристов, которые могут, в таком случае, переставить дистанционную трубку или фитиль.
Но почему же французы не стреляют?!
Я окликаю Энгмана и ищу в зеркале его взгляд. Я растопыриваю пальцы, отрицательно мотаю головой, вопросительно пожимаю плечами. Моя жестикуляция должна означать: «Где же огонь зенитных орудий? В чем дело?». Энгман пожимает плечами: «Может быть, они нас еще не отыскали?»
Вдруг – тррах!… Такой громкий выстрел, что мы невольно вздрагиваем, и в то же время снизу в самолет что-то так резко ударяет, что нас подбрасывает кверху… Ага! первая граната!… И, как на грех, удачно!
Энгман делает крутой вираж вправо. Таким образом, второй снаряд упадет гораздо левее.
Слава богу: наконец-то, они открыли пальбу!…
Откровенно говоря, обстрел из зенитных орудий для нас, летчиков, всегда очень интересен. Он напоминает искусную азартную игру, только с очень высокой ставкой. Главное правило в этом состязании: противнику не следует слишком затягивать начало, ибо, как только мне известно, что он летит туда-то, я могу немедленно сделать ответный ход. Французам в этот день повезло с самого начала: обычно, если первый выстрел удачен, то и следующие попадают довольно удовлетворительно; если же первый снаряд – мимо, то часто случается, что артиллерист, направляющий стрельбу внизу, из боязни сильного корректирования,[1] делает промахи, и гранаты, вообще, недолетают… А самое неприятное тут, это, конечно, те минуты, когда ждешь огненной реплики врага.
