У Куки поникли плечи. Медленно поникли. Будто кто-то проколол иголочкой воздушный шарик, и он тихонько пищит, выпуская воздух. Только Куки не пищала.
— Ты совершенно права.
— Правда? — Я задумчиво застыла. — Нечасто такое случается.
— Знаю. Наслаждайся моментом. — Я громко ахнула, и она тут же отреагировала: — Чего уставилась? Все знают, что мозги тут я.
Она права.
— Ладно. Я в душ. Пора смыть с волос дым третьесортных толчков и запах всяких мужиков в лыжных масках.
Куки подошла к раковине и принялась мыть посуду.
— Нет-нет, ты не обязана это делать. Прекрати, пожалуйста. — Для убедительности я придала голосу чуточку драматизма. — Серьезно, Кук.
— Ладно, прекращаю.
— Да шучу я, шучу. Плескайся на здоровье. Кто-то же должен помыть посуду, а от мистера Вонга, видит бог, помощи не дождешься. — Я с упреком взглянула на соседа и направилась в ванную.
— Я как раз успею все перемыть, пока Эмбер наводит марафет.
Эмбер, которая причесывалась за моим кухонным столом, потому что в свете последних событий Куки наотрез отказалась оставлять ее дома одну, недовольно заметила:
— Я могла бы навести марафет и в собственной ванной.
— Поторопись, — велела Куки, не обращая внимания на недовольство отпрыска, — иначе опять опоздаешь в школу. — Она весело изогнула бровь. — Никогда не могла понять, почему учителей так бесят опоздания.
Согласно тряхнув головой, я зашла в ванную и закрыла дверь.
Только сейчас я в полной мере оценила, как меня трясет, как все плывет перед глазами и как бешено бьется сердце всякий раз, когда в голову лезут мысли о тех мужиках в масках и пистолете, прижатом к моему виску. Из зеркала на меня смотрело мое отражение. Я сильная. Я сумею это пережить. И не позволю страху снова меня одолеть. Никогда больше не позволю.
Я выдавила пасту на зубную щетку, но руки так тряслись, что тюбик сорвался. В глаз брызнуло фторсодержащей мятной пастой с твердыми частичками для отбеливания зубов и черт знает чем еще.
Завизжав и прикрыв глаз обеими руками, я отшатнулась и сбила с полки статуэтку Русалочки.
— Глаз! — прорыдала я, пытаясь проморгать боль. — Мой левый глазик! Печет!
Больше ничего сделать я не успела — дверь в ванную распахнулась. На пороге, тяжело дыша, стоял Рейес. По его венам струились горячие волны адреналина.
— Пресвятая Богородица, — выдохнула Куки, подняв руки в желтых перчатках.
И только сейчас до меня дошло, что Рейес голый. Очень голый, как голый мертвый дядечка из Развалюхи. И очень-очень мокрый.
