улице (теперь 7-я Советская), в доме №9/20, где критик прожил последние
десять лет своей жизни. Не без гордости Стасов писал московскому
музыкальному деятелю, организатору известного кружка любителей русской
музыки А. М. Керзину: «Шаляпин же мой давнишний приятель, которого я
прозвал Федор-болыной и который никогда не бывает в Петербурге без того,
чтобы быть у меня в кругу нас всех, ревностных его обожателей, друзей и
поклонников, непременно поет всякий раз и даже по два раза, — исполняет эту
вещь («Блоху». — Авт. ) с необычайным талантом и точно, будто слыхал, как
пел «Блоху» сам Мусоргский».
Как только становилось известно о предстоящем визите Шаляпина, Стасов
оживлялся, созывал друзей — артистов, музыкантов. Когда приезжал Шаляпин,
устраивали концерты с пением музыкальными и чтецкими номерами,
импровизацией. На одном из таких вечеров присутствовала Мария Гавриловна
Савина. Всем запомнилось, как Шаляпин и Савина, подыгрывая друг другу,
сразу вошли в творческий контакт и сымпровизировали комедийный диалог
развязкой одесситки и унылого «чухонца из Выборга».
В отличие от «сред» Римского-Корсакова, вечера у Стасова были более
многолюдны, сопровождались обильным ужином с тостами и речами,
преподнесением подарков, общим фотографированием. Одна из таких
фотографий, запечатлевшая Н. А. Римского-Корсакова, А. К. Глазунова, В. В.
Стасова, Ц. А. Кюи, Ф. И. Шаляпина, М. Г. Савину, Ф. М. и С. М.
Блуменфельдов была помещена в журнале «Нива».
* * *
Петербург знал Шаляпина не только как артиста театра. Другая и очень
важная сторона его творчества — выступления на концертной эстраде. Чаще
всего он выступал в белоколонном зале Дворянского собрания. В дни
выступлений Шаляпина там всегда устанавливалась совершенно особая,
торжественная атмосфера. Медленно гасли огромные хрустальные люстры над
залом и зажигались над сценой. Воцарялась абсолютная тишина. И вот на сцену
выходил Шаляпин — особенно высоким и стройным казался он в черном
фраке...
В концертах певец обычно исполнял романсы. Он любил романс «Пророк»
Римского-Корсакова на слова Пушкина, в котором как бы выражалось
художественное кредо певца. Страстно звучал финальный призыв: «Восстань,
