меня только одна забота: сделать мое дело наилучше, наиточнее, наиполезнее. Кое-что мне удается. Я
получаю удовлетворение от того, что мои старые товарищи признали это, оценили и считают, что я не зря
тут болтаюсь.
Я здоров и работаю много. Это хорошо. И нужно. Это я делаю обоими плечами и со всей энергией. Надо
напрячь все силы для того, чтобы выбор, павший на меня, не был ошибочен...» — так писал домой Мате
Залка, ставший в Испании генералом Лукачем.
А что написал бы Дуглас? Его писем не сохранилось. Но он мог бы написать о себе то же самое.
Поэтому они так легко понимали друг друга.
— Вот ты, друже, — переходя на доверительный тон, обратился Лукач к Смушкевичу, — говоришь, что у
меня неплохо получается мое ратное дело. Так ведь в этой бригаде мое сердце. Я готов быть в ней
последним, лишь бы она была первой.
— Мы тоже хотим быть первыми, — засмеялся Дуглас. [70]
— Ну, с тобой мы поделимся, — шутливо ответил Лукач. — Ты бери небо, а я землю. Идет? И будем бить
их. — Он сжал руку в кулак. — А у кого это получится лучше, большого значения не имеет.
— Идет, — согласился Дуглас. — Это единственное, ради чего я готов пожертвовать первенством.
— Я согласен быть судьей в таком соревновании. Берете? — вставил подошедший к ним Кольцов.
— Михаиль Ефимович, — произнес со своим характерным акцентом Залка, — подзадоривает нас, а?
— Ну что ты! Просто хочу, чтобы фашисты о вашем соревновании как можно скорее на собственной
шкуре узнали.
В далекой Испании свела судьба этих замечательных людей, чьи жизни сверкнули как звезды,
вспыхнувшие ярко, погасшие быстро.
Через несколько месяцев под Уэской снаряд, попавший в машину, оборвал жизнь замечательного
писателя Мате Залки.
Но пока они все были вместе и были друзьями. Ими и остались в памяти всех, знавших их.
Через некоторое время Дуглас вновь встретился с Лукачем. В том же подвале на улице Алкала в штабе
генерала Миахи шло обычное совещание, на котором обсуждалось положение на фронте. На какое-то
время там установилось затишье. Но это было обманчивое затишье.
Лукач, наклонившись к сидевшему рядом Дугласу, тихо спросил:
— Слыхал, друже, итальянцы свой корпус из-под Малаги к Сории перебросили?
Глаза быстро отыскали на большой, висевшей напротив них карте Сорию. Она примостилась как раз над
выступом, который здесь образует линия фронта. [71] Отсюда, с севера, удобно было нанести удар и на
Мадрид, и в сторону Средиземноморского побережья, рассекая фронт и отрезая тем самым столицу от
