Что вас побудило на такой рискованный и необдуманный поступок?
Но я интересовался будущими результатами, а пока волновавшихся успокаивал тем, что до приглашения Мейерхольда устои Александрийского театра освидетельствовал: они оказались вполне прочными, и смею думать, что из приглашения Мейерхольда ничего не произойдет разрушительного, а несомненно получится что-нибудь интересное и новое, и скучать не будем.
В. Э. Мейерхольд еще не работал в казенном театре с выдающимися артистами; интересно было, как это новое, может быть, даже и озорное, покажется при новой обстановке. Мейерхольду в сотрудники был дан исключительно талантливый художник-новатор А. Я. Головин, значение и талант которого для казенных театров в то время уже вполне определились целым рядом постановок и в опере и в балете. Мало работал он только в драме, где у него не могли наладиться отношения с режиссерами. Мейерхольдом же он заинтересовался. Этот последний умел его завлечь и говорил и спорил с ним не так, как другие. Кроме того, как человек энергичный и с характером, Мейерхольд сумел насесть на слабовольного А. Головина. [74] Впрочем, о слабоволии Головина я говорю в отношении житейском. В вопросах же искусства его воззрения были стойки и непоколебимы. Он за свои взгляды в художестве боролся годами, не уступая ничего требованиям недовольной его произведениями толпы.
А. Головин был слабохарактерен, относительно сроков работы был кунктатором, и если к нему не приставать, за работою его не следить, он любую постановку лет двадцать пять бы проработал. Ему все казалось, что еще не готово, можно бы еще лучше написать и еще детальнее разработать вновь найденные материалы.
В. Мейерхольд ходил за Головиным по пятам, навещал его в мастерской, у него на дому, следил постоянно за его работами, старался его заинтересовать. Впоследствии из драмы с ним вместе Мейерхольд перекинулся в Мариинский театр на постановку опер. [75] Головин сопровождал Мейерхольда и Мейерхольд Головина, и, конечно, эта пара стала интересовать артистов и публику. Стали даже одно время серьезно опасаться влияния Мейерхольда на Головина, приписывая этому влиянию некоторые неизбежные шероховатости в отношениях, наблюдавшиеся между лицами, занятыми в постановках. Например, при постановке оперы "Орфей" столкнулись Фокин, Мейерхольд, Головин, режиссеры Мельников и Тартаков, Направник и Собинов, каждый со своими требованиями. [76] Немало было споров, готовили оперу годами, но в конце концов постановка оказалась исключительно интересной и всеми была отмечена как событие выдающегося значения. [77]
