Проходит еще час. И вдруг… Громкий гортанный возглас сотрясает воздух. Скатывается с высокого тороса закутанная в мех фигура проводника. Большими скачками приближается он к лагерю и что-то кричит, показывая на полынью. Вскакивают остальные проводники, поднимая собак. Вскакиваем и мы. Через полынью наведен «мост»! Да, мост. Он зыбкий, состоит из нескольких небольших льдин, неширокий, но другого может не быть, поэтому мы со всех ног несемся к нему!
Собаки упряжки, которая оказывается у моста первой, не верят в надежность этого созданного природой сооружения и не хотят вступать на него. К головной паре собак подбегает проводник, берется за средник (длинный ремень, прикрепленный к нартам, к которому посредством алыков - лямок - попарно пристегнуты собаки), вступает на мост и тащит за собой упряжку. Льдины под ним колышутся. Собаки нехотя, но слушаются хозяина. Сзади каждой нарты - по двое - мы. Подталкиваем и направляем их, следим за тем, чтобы они не свалились в воду, стараемся не наступать на края колеблющихся под нами льдин, чтобы не выкупаться самим.
И вот - первая упряжка на той стороне. За ней вторая, третья, четвертая! Вряд ли переправа длится более одной минуты. И когда нога последнего человека ступает на противоположный край полыньи, мы не верим своим глазам - моста не существует, льдины разошлись. Спасибо тебе, природа!
Вечером того же дня мы подошли к стоящим у пустынного берега пароходам «Свердловск» и «Лейтенант Шмидт». Оба были зажаты нагромождениями льда, из которых, казалось, не вырваться даже с помощью мощного ледокола. Оба судна потрепаны льдами, людям на них вроде бы не до гостей, но принимают нас с традиционным морским гостеприимством.
Отдыхаем двенадцать часов на «Свердловске», который сжатием льдов поставлен с креном около 10 градусов. Беседуем по радио с «Челюскиным», принимаем поздравления по поводу благополучного завершения первого этапа нашей маленькой ледовой «эпопеи». Прощаемся с погрустневшими моряками, которые доверяют нам самое дорогое для них сейчас - письма семьям, и, провожаемые добрыми напутствиями старейшего ледового капитана Афанасия Павловича Мелехова, трогаемся в дальнейший путь, И чувство невольной вины перед оставшимися (им предстоит здесь зимовать, а мы ушли) долго еще владеет нами…
* * *
Наш трехсоткилометровый путь по берегу не изобиловал неожиданностями. Мы шли по побережью скованного льдами Чукотского моря. Срезая мысы, углублялись в сопки. Но один раз не срезали - мыс Сердце-Камень. И когда забрались на вершину этого высокого мыса, увидели милях в пяти от берега «Челюскина», освещенного солнцем. Он находился, как нам казалось, в сплошных льдах. Но льды дрейфовали - и он вместе с ними - на восток! Видимо, пытаясь ускорить движение, подрабатывал машиной, потому что из трубы валил густой дым. Мы постояли несколько минут, послали кораблю и людям на нем привет единственным доступным нам способом - помахали шапками и, не зная, что видим «Челюскина» последний раз, спустились с высокого мыса…
